Владимир Яхонтов

Но до заточенья и ссылки еще далеко, еще будут написаны многие веселые строки — Пущину, Дельвигу, Кюхельбекеру («При самом начале — он наш поэт» — слово «наш» отчеркнуто в «Записках»), Человек на сцене сбрасывает доху, встает, и голос его звучит, как голос запевалы в хоре:

Товарищ милый, друг прямой,
Тряхнем рукою руку,
Оставим в чаше круговой
Педантам сродну скуку,
Не в первый раз мы вместе пьем,
Нередко и бранимся,
Но чашу дружества нальем
И тотчас помиримся…

«Пирующие студенты» написаны пятнадцатилетним Пушкиным. Великолепное владение давно ушедшими стилистическими системами (державинской, в частности) позволило Яхонтову привкус архаики в ранних пушкинских стихах сделать праздничным, безо всякой музейности. Он наслаждался этими стихами, как старинной музыкой, в звуках которой уже проступает новая, дерзкая и смелая мелодия:

Шипи, шампанское, в стекле.
Друзья, почто же с Кантом
Сенека, Тацит на столе,
Фольянт над фолиантом?
Под стол холодных мудрецов,
Мы полем овладеем,
Под стол ученых дураков,
Без них мы пить умеем…

«Под стол!» — звучало веселым приказом, и в эту минуту казалось, что все они тут, в одном кругу — и Пущин, и Кюхля, и Дельвиг.

Говорят, что Пушкин и Дельвиг были так нежно преданы один другому, что при встрече целовали друг другу руку. Союз, начавшийся в лицее, «был больше чем дружбой — был братством». Теме этой Яхонтов в 1937 году придал значение призыва:

                                  … но с первыми друзьями
Не резвою мечтой союз твой заключен;
Пред грозным временем, пред грозными судьбами
О, милый, вечен он.

Человек опять сидит в кресле, закутавшись в доху. Презрев запреты властей и предостережения знакомых, в январе 1825 года проделав по морозу сто верст, Пущин явился в Михайловское. Пушкин босиком, в одной рубашке, выбежал на крыльцо с поднятыми руками. «Смотрим друг на друга, целуемся, молчим. Он забыл, что надобно прикрыть наготу, я не думал об заиндевевшей шубе и шапке. Наконец, пробила слеза, и мы очнулись». Счастливые часы: беседа, чтение писем, разговор, важный для обоих. Подарок — рукопись «Горе от ума».

Доха падает с плеч. Идет сцена Чацкого, Фамусова и Скалозуба из второго акта. Сцена играется не в полную силу, намеком. Главное тут — отношения двух собеседников, влюбленных в поэзию, радующихся таланту Грибоедова.

Наступает час прощания. Доха опять укутывает плечи. Двойная грусть на душе у обоих — разлуки и тяжелого предчувствия — «пред грозным временем, пред грозными судьбами…». «Как будто чувствовалось, — вспоминает Пущин, — что последний раз вместе пьем, и пьем на вечную разлуку. Молча я набросил на плечи шубу и убежал в сани…» (в «Записках» подчеркнуто — «набросил шубу», может быть, отсюда и доха в «Лицее». Эта доха помогла сыграть «дорожность», поспешность встречи, и возраст Пущина, пишущего записки, и какой-то озноб одиночества).

Счастливое короткое свидание. Внезапная встреча с Кюхлей на пересыльном этапе еще короче, считанные секунды. «Кюхельбекеру сделалось дурно, жандармы нас растащили». Но на что ни способны люди, связанные братством! С какой истовой энергией используют они подаренный случай, как не устают протягивать друг к другу руки — через тысячи верст, через все запреты и преграды…

В финале «Лицея» исполнялись, одно за другим, все стихи, посвященные лицейским годовщинам, — их у Пушкина пять. Тут не нужен был никакой особый монтаж, жизнь сама смонтировала из лицейских дат удивительную, светлую и скорбную ленту. «Если исполнять эти стихи последовательно, — говорит Яхонтов, — они превращаются в большой монолог о несбывшихся надеждах, о сломленных судьбах. Горьким одиночеством веет с этих строк, рассказывающих о жизни целого поколения».

Бог помочь вам, друзья мои,
В заботах жизни, царской службы,
И на пирах разгульной дружбы,
И в сладких таинствах любви!
Бог помочь вам, друзья мои,
И в бурях, и в житейском горе,
В краю чужом, в пустынном море
И в мрачных пропастях земли!

Тут все потрясает своим буквальным смыслом: перечень обстоятельств, из которых в 1825 году состоит жизнь; моление о помощи — своего рода заклинание.

Никакой особой театральности в спектакле «Лицей» не было. Свеча — примета эпохи и символ уединения. Доха на плечах. Все остальное — атмосфера, ситуации, характеры — в слове. Свеча, впрочем, в одной из сцен спектакля участвовала и более реальным образом.