Басов понял, что мне было надо. При Басове я была очень смелая, гениальная артистка и сама себе нравилась в этом качестве. Басов был умный человек, он понял, что меня не надо переделывать, он предоставил мне волю, и я с каждым днем съемок все больше расцветала. Я влюбилась в Басова и, думая, что этого никто не замечает, просила его встать за камерой, чтобы оператор мог снять крупный план Аси, смотрящей на героя Геры Мартынюка влюбленными глазами. И когда раздавалось почти трагически звучавшее для меня «Снято», говорила Басову «спасибо» и уходила, но именно эти несколько планов очень расцветили мою роль. И знаете, сколько бы я потом интересных и серьезных ролей ни сыграла, я для многих осталась Асей Вохминцевой из басовской «Тишины». Это был самый счастливый, сказочный период в моей жизни. Жаль, что он был таким скоротечным…
У Басова все получалось на съемках так ладно, так ловко. Сколько я ни сталкивалась с режиссерами – они так много говорят, что порою кажется – заговариваются. Они «нагоняют» столько психологии и всего прочего – прямо целые тома, что артист устает и уже не понимает, зачем ему вообще что-то играть. А Басов говорил очень мало, и все, что говорил, было «по Станиславскому». Басов всегда шел в своей работе с актером по действию, у него все было конкретно. В одной из сцен он сочинил для меня целую и вместе с тем очень ясную партитуру понятных физических действий: повернулась, пошла, села за швейную машинку, прокрутила колесико… Он дал мне возможность показать, что я хочу, чтобы говорящий со мной человек скорее ушел, что я не хочу с ним сейчас разговаривать. И это было здорово! Оказалось, что мне нужен был именно такой режиссер, который без лишних слов указывал бы конкретное действие, говорил о том, что именно происходит, что ты делаешь в кадре. А дальше – как хочешь, это
Басов был очень добрым человеком, любил людей, любил себя чувствовать в группе отцом-благодетелем, ему нравилось, что все в его группе хорошо живут, что все размещены с удобством и все получают большие суточные, что все обеспечены. К нему в группу стремились, и Басов всегда мог набрать лучших. Все шли к нему с удовольствием – работать с Басовым было весело, легко и всегда – сытно,
Он не был эгоистом, ему нравилось кому-то помогать, кого-то поддерживать, что-то для кого-то выбивать. И себя не забывал – он был земным человеком, умел по-детски обижаться. Он был приветлив и всегда улыбался. У Басова была такая установка – жизнь штука трудная для всех, и все нуждаются в радости, в подбадривании. И поэтому от него у каждого, кто с ним хотя бы раз сталкивался, в памяти запечатлевались светлое, улыбчивое, милое лицо, добрые теплые глаза и добрые слова.
Он очень любил рулить – водить машину было для него одним из признаков мужественности. Басов всегда носил какой-то потрясающей эффектности и элегантности рубашки и даже по внешнему облику сразу производил впечатление кинорежиссера – именно так и должен был выглядеть главный на съемочной площадке человек, таким его себе представляли недавние студенты ВГИКа: свободный и деловитый одновременно, одетый элегантно, даже по-западному. Басов любил блага этой жизни и являл собой нерасторжимое сочетание высокого профессионализма и обыденности.
Басов во многом был исключительным – и в том, что его искусство всегда было, как сегодня, наверное, сказали бы, коммерческим, рассчитанным. У Басова было чутье на успех – он умел выбирать тему. Многие его фильмы стали знаковыми для своего времени. Басов первым среди режиссеров стал полноправным соавтором сценария – не расписывал режиссерский, обычный рабочий сценарий, а создавал первооснову – литературу – вместе с драматургом или писателем. Басов первым придумал поставить фильм совместного производства и первым пробил этот проект через все инстанции. Его главное умение как организатора – войти в план студии раньше других: у него еще одна картина не завершилась, а Басов уже стоит в плане съемок на следующий календарный год!»