— Ну, превращает сад в пустыню, воду в вино.
— Вино забвения не позволяет вспоминать о прошлом, когда жизнь была спокойной и безмятежной. Если людям хорошо живется, они начинают заниматься искусствами и науками, приучают себя думать, размышлять о мироустройстве, о власти и обществе, в котором живут. Рано или поздно появляются те, кто ставит под сомнение основы существующего порядка. Становятся опасными путешественники и купцы. Их рассказы о других странах рождают в народе неосуществимые мечты и пустые надежды. Еще жив был мой отец, когда чародеи решили оградить наши владения от иных земель Огненным валом.
— Оградить?..
— Этим мы хотели предупредить смуту и не позволить сбежавшим мятежникам вернуться назад с армией наемников. Была еще одна причина этого, как я теперь понимаю, опрометчивого решения. Чародеям захотелось испробовать, насколько сильна магия, которой они владеют. Несколько десятков самых искусных из них, создавая Огненный вал, собирались пустить его в сопредельные земли, уничтожить чужие города и расширить собственную территорию. Кое-кто возражал против этого, единство помыслов было нарушено, и необузданная сила магии оказалась непредсказуемой. Огненный вал смел много наших городов, иссушил полноводные реки, что и привело через несколько десятилетий к опустошающей засухе. Этот злосчастный вал до сих пор иссушает нашу землю. Иногда он исчезает, но затем поднимается вновь, и горе забредшему в наши края путнику, застигнутому им врасплох. Признаться, когда я потерял тебя из виду, я решил, что ты сгинул в огненном чреве. Как ты спасся?
Дар пожал плечами:
— Я ничего такого не видел. Я встал на плиту со стрелой и оказался среди песков. Так мне Микеша подсказал, он добрый человек.
— Добрый человек не станет отправлять ребенка на верную смерть, — недовольно пробормотал Седон.
— Нет, он отговаривал меня. И Евдоха поначалу не хотела меня отпускать.
— Это та женщина, которая тебя приютила? — догадался Седон. — Сестра отчего-то боится ее и за это ненавидит. Странно, они так далеко друг от друга.
— Евдоха сказала, что, когда мне будет трудно, она услышит и поможет, — произнес Дар и спросил: — А что это за плита со стрелой?
— Это Временной колодец. Он связывает два отдаленных места. Теперь мне понятно, почему ты внезапно исчез. Твой конь ступил на плиту в пустыне.
— Плита, когда я опять вернулся, ушла в песок, — вспомнил Дар.
— Вот как? — вскинул Седон тонкие брови. — Это интересно. Временной колодец переместился в пространстве! Значит, Морошь не сможет теперь попасть туда, где она оставила мохнатое чудовище.
— Чудовище?
— Мерзкую тварь, нечто вроде гигантского паука.
— Паук мертв, — сказал Дар. — Лесной волк вспорол ему живот, я сам это видел.
Седон резко остановился и уставился на мальчика:
— Ты в этом уверен?
— Да. Иначе он убил бы меня.
— Прекрасно! — воскликнул Седон радостно и не без некоторого злорадства. — Ты понимаешь, что это значит? Животворящая энергия, которую сосал мохнатый паук, больше не питает Морошь, сила ее магии начнет слабеть. Ай-ай-ай, вот так новость! — Он захлопал в ладоши и даже, казалось, готов был пуститься в пляс. Видя, как несолидно он себя ведет, Дар опять засомневался, действительно ли перед ним искусный маг Седон.
— Ты так обрадовался потому, что сможешь опять стать царем? — спросил он. Седон, казалось, смутился, тень пробежала по его красивому лицу.
— Нет, я больше не хочу этого. Но Морошь не должна достичь своей цели. Ей мало того, что она убила отца, изгнала меня, завладела землей, связалась с самым грозным носителем зла и даже понесла от него… — Глаза Седона сверкали, голос почти гремел. Вспышка его гнева была такой сильной, что гладкая поверхность озера подернулась рябью. — Она захотела подчинить себе весь мир!
Дар оглянулся и увидел старца. Тарг торопливо спешил к ним, указывая рукой на противоположный берег озера. Туман рассеялся. На берегу стоял маленький уродливый человечек и смотрел в их сторону.
10. Снежный Колпак
Четыре всадника поднимались по горному хребту. Кони то и дело спотыкались о корни деревьев, копыта скользили по мелким острым камням. Иногда и крупный булыжник срывался вниз и, увлекая за собой лавину камней, наводнял ущелье долгим грохотом. Луна опять скрылась за облаками, тропы было не разглядеть, да ее и не было. На этот раз не Лиходей ехал впереди, а пугливый савраматский конь, которым правил подземельщик Чуча. Только на его зрение и можно было рассчитывать этой ночью.
Филимон ехал сзади, часто оглядываясь и прислушиваясь. Они отъехали не настолько далеко, чтобы не опасаться погони. Однако чуткий слух Филимона не улавливал топота савраматских лошадей. Путников никто не преследовал.