Никто не отозвался, но глаза уже немного привыкли к темноте. За прихожей, сквозь стеклянную дверь пробивался рассеянный свет. Влада бесшумно скинула сандалии и, ступая по полу босиком, направилась туда, по дороге снова чуть не свернув табуретку. За дверью открылась огромная гостиная, залитая полутьмой. Можно было не сомневаться, что это вампирская квартирка, – больше никто не купит себе столько вещей в багрово-красных тонах. Даже занавески на просвет пылали пурпуром, поэтому и воздух в комнате казался вишнево-красным. Эдакая болезненно-сладкая мармеладная трясина, трепещущая полутенями штор на окнах, играющая отсветами бликов на изощренно-выгнутой мебели. Гостиная оказалась пуста, но в квартире явно кто-то был: из соседней комнаты доносилась тихая музыка. Да, Гильс любит такую, лишь вампиры и могут слушать тягучие и изматывающие слух вопли.
Огромный, почти вполстены телевизор, темный экран которого был покрыт толстым слоем мохнатой пыли. Почему бы не остановиться около него и не нарисовать что-нибудь?
– Сейчас нарисуем портрет паука, – тихо засмеялась Влада, водя пальцем по пыльному экрану. Паук получался веселый – с высунутым языком, рожками и хвостиком. Голова кружилась, комната словно качалась, как на качелях. Это продолжалось и продолжалось…
А потом вдруг резко закончилось.
Реальность острым ножом прочертила «до» и «после». И это «после» началось, когда палец дорисовал двенадцатую ногу у веселого паука, собрав пыль под ноготь.
Налетевший бесшабашный сон слетел. Влада очнулась, осознав, что она вторглась в квартиру Мурановых, нарушила все запреты ведьмака, бросила его и Дашулю в магазине на Маросейке.
– Ты пришла делать художественную роспись по пыли у меня дома? – тихо спросил голос за спиной.
Влада обернулась так резко, что волна волос завернулась за плечо и упала обратно. Вот они, два пульсирующих багровых глаза, таких родных и притягательных. Наконец она может смотреть в них, не спрятанных за темными очками, после месяца разлуки…
– Ты меня напугал!
– Влада, не смешно. Ты понимаешь, где находишься сейчас? Что с тобой – ты на всю квартиру пела песню про пауков в мармеладе!
– Пела? В-возможно… – Влада лихорадочно собирала в голове стремительно разбегающиеся в стороны, как разорванные бусины, слова. – Знаешь, я не планировала приходить. Просто так вышло, случайно. Я могу уйти.
– Теперь вряд ли, если это был вопрос, – багровые глаза переместились чуть в сторону. – Чем ты шуршишь?
И правда, чем? Все это время черный полиэтиленовый пакет болтался на локте, а она его даже не замечала. Кажется, купила по дороге фрукты, насоветованные продавцом из ларька. Ах да, гранаты! Вспомнив о них, Влада неловко раскрыла пакет. В полутьме казалось, что гранаты испуганно прижались друг к другу.
– Это вампирские… Мне сказали, сладкие.
– Обалдеть, – Гильс склонил голову набок. – Какая забота обо мне. Неплохо, Огнева. Делаешь успехи.
Вампир, подбросив в руке один из гранатов, ловко поймал и вонзил в него зубы. Влада, как завороженная, не могла оторвать глаз от Гильса, который грыз гранат, разглядывая ее со странным выражением лица. Сок граната, будто кровь, окрасил его белые зубы и тонкой струйкой стекал с подбородка. Ему это шло, выглядело как деталь, которой раньше не хватало в облике.
– Попробуй, это вкусно.
Гильс разломал второй гранат и протянул Владе. Полупрозрачные темно-красные зернышки напоминали застывшие капли крови.
– Прости меня, Гильс… За тот разговор, когда мы…
– Когда ты проклинала меня, обзывала подлецом и сказала, что ненавидишь. За тот разговор? – уточнил Гильс с легкой усмешкой. – Или за другой?
– За тот, который…
– Или за предыдущие разговоры, когда ты обзывалась, ругалась на меня и смотрела с ненавистью?
– За все, Гильс. Прости за все! Я не хотела говорить то, что сказала.
Ее голос дрогнул, слова показались нелепыми и пафосными. Гильс бросил гранат на пол:
– Значит, просишь прощения… – Гильс улыбнулся уголком рта и вдруг провел ногтем по ее плечу, совсем легко. – Я смотрю, ты так и не загорела, белый снежок.
– Солнце меня не любит, – Влада заставила себя улыбнуться. – Гильс… Мир, да?
– Видишь ли, – Гильс взял пальцами прядь ее волос и повернул, любуясь синими и зелеными отсветами. – Мир-то мир. Ты уже раз десять попросила прощения, это плюс. Я могу простить за резкие слова и грубости, за многое. Но не могу простить… – Голос вампира вдруг стал глухим, и он заговорил очень медленно: – Не… могу простить… разбитую коленку, с… которой ты… явилась ко мне…
Пальцы Гильса вдруг с такой силой потянули к себе прядь ее волос, что Влада вскрикнула и дернулась назад.
– Дурочка, – задыхаясь, произнес вампир. – Разбитое колено… Ты постоянно их разбиваешь… Когда-то я перевязал твое колено, но тогда все было иначе. Тогда… кровь… не имела значения… А теперь…
– Я знаю, что с тобой происходит. И знаю, что это инстинкт. Но ты можешь быть сильнее, ты же… Муранов!