Влад Лиsтьев. Поле чудес в стране дураков

Не помню, что именно я тогда соврал, но не забыть мне летящую пишущую машинку, которую тем же вечером видел в кабинете своего экс-сокурсника Петра Спектора, нынешнего шеф-редактора газеты, а тогда рядового сотрудника спортивного отдела. Многокилограммовая «Ятрань» была запущена в воздух могучей дланью журналистки, которая метила в коллегу и по совместительству супруга (впоследствии, кстати, возглавившего довольно популярное издание). О чем тогда полемизировали — не суть. А вот пили в тот день портвейн «777». Однако запивали «Жигулевским». Что было ошибкой. Кстати, насчет спортивных журналистов. Эти хмельны всегда. Почему так, — неведомо, но факт.

Для российского неосоциума гиперболизированный образ непросыхающего русского журналюги обетонировал Константин Хабенский в дебютной ленте Филиппа Янковского «В движении» (2002), где употребление спиртного гламуризировано беспредельно. Такие вот дела. Но на самом деле, военные и пожарные водку чтут основательней, а сакраментальное пьянство журналистов все же мифологизировано. Я лично знаком с несколькими незлоупотребляющими коллегами. Не знаю, насколько репрезентативны мои наблюдения, но полагаю, что 10–12 % представителей нашего цеха — не бухают. Более того, друзья уверяли меня, что некоторые из трезвенников очень даже неплохи в профессиональном аспекте. И якобы даже способны одаривать потребителя радостью печатного слова почти как настоящие репортеры. Информация непроверенная, но недостоверной окрестить ее все же не решусь. Знай наших. Что значит «зачем вы водку пьете?». Была бы твердая, грызли бы.

Вспоминает Анатолий Лысенко:

«Пили всегда. Конечно, кое-кто спивался… Компания тогда была веселая: Дима Белозеров, Володя Ворошилов, Алеша Габрилович, Марк Зеликин, Сережа Муратов. За столом говорили о профессиональных проблемах».

Листьев же был не просто алкоголиком, он не просыхал. Даже Политковский образца 2013-го не сравнится с Листьевым конца 80-х. Влад мог сорвать эфир или съемку. Мобильных телефонов тогда не было, и я помню, как искали его с гонцами по всему городу. Не раз и не два. Кстати, речь тут не только о «взглядовском» этапе, но и о времени «Поля чудес», когда Влад уже женился на Назимовой, что молвой приравнивается к завязке. Два или три выпуска «Поля» провел Саша Любимов. Официально считается, что это был некий тестовый эксперимент. На самом же деле Листьев тогда в очередной раз пропал со всех мыслимых горизонтов, и Люби спасал коллектив. По мне, так он вел программу никак не хуже Влада. И для тех, кто пропустил выше реплику Политковского, поясню: Влад вынужден был «закодироваться».

Вообще говоря, повторю, у Листьева так сложилась биография, что на его месте любой бы спился. Всего через месяц после гибели отца его слили в интернат (первую спартаковскую легкоатлетическую школу № 10 имени братьев Знаменских). Мать он видел лишь по выходным. Копировщица проектной организации Листьева свою скромную зарплату в 80 рублей пропивала с новым возлюбленным, который во время одной из пьянок выбросил в окно щенка, подобранного Владиславом. Учившийся с Владом Юрий Трубицын вспоминал: «Нам Влад ничего не рассказывал о своей семье, но старался уходить от расспросов. Что не все у них ладно, мы поняли только тогда, когда Влад назвал крестную мамой. Мы тогда сильно удивились. А он ответил: „Я готов любую хорошую женщину матерью звать“». Воскресенья Влад предпочитал проводить во дворе и любил играть в хоккей. «Район наш только строился, поэтому ребят возраста Владика совсем не было, часто приходилось видеть, как он с утра до позднего вечера гонял с клюшкой совсем один, — рассказывали соседи Владислава. — Если на улице было холодно, он отсиживался в подъезде. Проходящим мимо соседям говорил, что ждет какого-то приятеля. Ему неудобно было признаться, что дома его не ждут».

Короче, еще раз: на его месте странно было бы не злоупотреблять разогревающим, холодно было ему на старте жизни. Он сумел-таки вырулить и в 90-е пил вполне умеренно. Однако во «взглядовский» период это тема была весьма болезненной. Я как-то делал сюжет о перегибах антиалкогольной компании Горбачева/Лигачева, который заканчивался ночным стенд-апом на Красной площади, где проговаривалось, что они, мол, там, за кремлевскими стенами ни в чем себе не отказывают. Листьев, узнав о съемке, долго пытал меня в аппаратной, чья идея была делать такой сюжет и к чему, дескать, это вообще. Не намек ли. То есть по этому вопросу был мнителен безмерно. Когда обсуждались темы первых выпусков в формате ток-шоу, торпедировал идею обсуждать алкоголизм.

Да, судя по всему, Альбина стала для него в этом смысле абсолютным спасением. Хотя ее в компании изначально приняли довольно настороженно. Не зря же к ней прилипло прозвище Ночка. Темная. Однако то, что Листьев любил ее, несмотря на все свои многочисленные похождения, бесспорно. Альбина стала для него главным человеком по жизни.