Вкус убийства

Она прошла в ванную и зажгла свет. Из зеркала на нее взглянуло бледное, сонное, такое знакомое лицо. Сонным оно казалось потому, что глаза опухли от слез. Таня включила холодную воду, нагнулась над раковиной и, стиснув зубы, несколько раз плеснула в лицо из горсти. Когда она взглянула в зеркало снова, глаза открылись пошире, а на щеках появился намек на прежний арбузный румянец. И тогда она сдернула майку, стянула трусики и храбро встала под холодный душ.

Через час Таня вышла из подъезда. Она накрасилась сильнее обыкновенного, надела красный свитер и короткую юбку. Юбка на ней болталась – все эти дни она ела мало и через силу. Зато теперь ее выгнал из дому банальный голод: в холодильнике было пусто, не осталось ни куска хлеба, ни капли молока.

Кончались сигареты, и обнаружилось, что под ванной одиноко красуется почти пустая пачка порошка.

Таня пересекла двор, бросила взгляд на машины, которые были припаркованы у бордюра, и привычно запустила руку в сумку, за ключами. И остановилась.

Ни машины, ни ключей от машины у нее больше не было. Как не было и многого другого. И к этому тоже надо было привыкать заново. Она отправилась в поход по окрестным магазинам и сразу ощутила себя словно в туристической поездке. Все казалось новым, незнакомым – и взвинченные цены, и очереди, и опустевшие прилавки хозяйственных отделов, и толпа, которая запрудила улицы в такое странное время – в три часа дня. «Господи, что же тогда творится в час пик? – думала она, пробираясь к дверям булочной. – Или всех уже с работы повыгоняли, вот они и бегают?»

С Ксенией она столкнулась через час. К тому времени Таня, совершенно ошалев, стояла возле закрытого коммерческого киоска, где прежде торговали аудиоаппаратурой, и курила. В толпе мелькнула знакомая прическа – выкрашенные в черный цвет кудри, по-испански заколотые поддельным черепаховым гребнем. Ксения увидела ее и начала пробиваться к киоску. В руке у нее болтался битком набитый пакет, судя по всему не слишком тяжелый. Подруги расцеловались.

– Как успехи? – нервно спросила Ксения. – Не знаю, может, я глупость сделала, но купила сто пар.

Наши, тушинские. Говорят, колготок совсем не будет. Смотри, что на улицах творится! Все сметают!

Что они потом жрать будут?

– Не может быть, чтобы даже такие колготки совсем пропали, – не поверила Таня.

Вид у подруги был загадочный и в то же время взбудораженный. Она явно ощущала какое-то нездоровое удовольствие от всего, что творилось вокруг.

Шепотом сообщила, что рублей у нее не осталось – все вложено в продукты и прочие материальные ценности. А как обстоят дела у Тани?

– Да в общем, рублей уже тоже нет. – Таня заглянула в сумку. В основном она купила кофе и сигареты, на них и ушли почти все деньги. Остаток потратила на несколько кусков мыла, здоровенную курицу и две бутылки минеральной воды.

– Доллары есть? – лихорадочно спросила Ксения, простреливая взглядом толпу. – Есть? Тогда прибери их подальше. Говорят, сейчас такое начнется! Квартирные грабежи, натуральные налеты, вооруженные банды! А ты теперь одна живешь, вообще страшно… Ой, прости!

Но Таня сделала вид, будто пропустила последние слова Ксении мимо ушей. На самом деле они ее больно задели, но внешне это ни в чем не проявилось. Она выбросила окурок и подхватила сумку:

– Ты домой?

Подруги жили в одном подъезде. По дороге Ксения напряженно о чем-то думала и то и дело посматривала на часы. Потом, уже в лифте, конспиративным шепотом позвала Таню к себе, «кое на что взглянуть». Та согласилась – хотелось оттянуть момент, когда придется вернуться в свой опустевший дом. И только когда подруга заперла за собой дверь квартиры, Таня поняла, откуда такая загадочность.

Ксения затащила ее на кухню, усадила за стол и зашептала:

– Понимаешь, сейчас доллар резко растет. Но Алеша говорит, что потом он будет так же резко падать. Если у тебя есть доллары, то соображай сама, какие дела можно делать.

– Какие еще дела?

Таня была вовсе не расположена обсуждать подобные темы. Что ей, в сущности, до того, вырастет или упадет доллар? В ближайшее время она с голоду не умрет, а потом… Потом что Бог даст. Но Ксенией владели совсем другие настроения. Она была лихорадочно возбуждена и вся горела, когда шептала:

– Сегодня обменные пункты закрыты, долларов в продаже нет. Зато «жучкам» легко можно продать, скажем, по пятнадцать рублей. Продаешь сто баксов – получаешь полтора миллиона. Через неделю курс упадет так, что ты на эти полтора миллиона купишь уже сто пятьдесят долларов, а то и двести. Сечешь? Тут главное – вовремя втиснуться, потому что доллар будет прыгать вверх-вниз еще много раз.

Таня жалко улыбнулась:

– Мне не до этого…

– Слушай, но ведь надо как-то жить! – возмущенно воскликнула Ксения. – Ты на себя посмотри – нельзя же так! От тебя один скелет остался.

Я все понимаю – кризис, да еще муж умер, но так все равно нельзя.

Таня дернулась – висок прострелила резкая боль.

Ксения нагнулась к ней и порывисто обняла за плечи:

– Прости… Я совсем озверела с этим кризисом.