Вкус страсти

— Вы только посмотрите, что вы наделали! — раздраженно воскликнула она, глядя, как под повязку просачивается вода.

Его хватка немного ослабела. Его лицо теперь выражало замешательство, вытеснившее недовольство и гнев.

— Миледи?

Маргарита рывком высвободила руку и подняла тряпицу. Она замерла на месте: облегчение окатило ее мощной волной, заставляя сжаться каждый мускул. Дэвид жив, он пришел в себя! Она так боялась, что этого никогда не произойдет! Какой сильный страх ее снедал, она осознала только теперь, освободившись от него.

— Миледи, — едва слышно повторил Дэвид, — что вы делаете?

— А вы как думаете? — отозвалась она.

Вместо ответа он огляделся, и глаза его изумленно распахнулись.

— Вы в моих покоях!

— Я ухаживаю за вами по приказу Генриха. Вам нанесли удар кинжалом, если помните. — Момент был неподходящим, чтобы сообщить ему, в каком отчаянии она находилась, как боялась, что ее задача состоит в бдении у постели умирающего.

Он встретился с ней взглядом, и в его глазах вспыхнуло понимание. Они мгновенно потемнели, стали более синими, более яркими, а взгляд — более встревоженным.

— Вы? Одна? — наконец уточнил он.

Она резко кивнула.

— Для вас это, наверное, непривычно — оказаться оставленным на чью-то милость.

— Не так уж и непривычно, — возразил он, внимательно разглядывая ее, — если речь идет о вашей милости.

Она не смогла сдержаться и улыбнулась.

— А вы против?

— Я мог придумать судьбу и похуже. — Он облизнул губы, словно они пересохли.

— Я тоже, — согласилась она, и ее улыбка испарилась при мысли о том, что он мог умереть. Она не сводила взгляда с его глаз, отмечая серебристое сияние, похожее на блеск тысячи крошечных лезвий, вокруг его зрачков, проплывающие по ним тени, нечто в самой глубине, напоминающее нерешительность. — Вам… вам что-нибудь нужно?

— А как насчет пива? — хрипло спросил он, и в его голосе прозвучала надежда. — Меня мучает дьявольская жажда, а голова…

— Подозреваю, что она болит, и сильно, — сказала она, когда он замолчал.

Маргарита кивнула Астрид, и та мгновенно выскочила из комнаты, чтобы принести требуемое. Маргарита не сомневалась: поскольку голова у малышки варит, она принесет не только пиво, но и воду.

— От самой макушки и до подошв все внутри пульсирует. — Он закрыл глаза, и на его скулах заходили желваки. — Кроме того, я вижу вас в двойном количестве. Две Маргариты, обе прекрасные, но я только одну сейчас могу порадовать.

— Вы ни одну не можете порадовать, — поправила она, желая заставить его продолжать говорить.

— Вы так думаете? — Он не открывал глаз, но уголки его губ дрогнули.

— О да!

— Прекрасная клятва. Сохраните ее в памяти до подходящего момента.

У него, похоже, путались мысли. Но он еще не мог бредить, слишком рано. Или мог?

— Который в данных обстоятельствах не настанет никогда, если потрудитесь вспомнить.

— Разве я мог забыть?

На это ей ответить было нечего, тем более что в его тоне она уловила горечь. Но где же Астрид? Она выскочила из комнаты целую вечность тому назад.

— Я голый?

Вопрос резко переключил ее внимание на пациента.

— Нет… не совсем, — с легкой дрожью в голосе ответила она.

Его глаза оставались закрытыми, но она не позволила своему взгляду снова скользнуть по его могучему телу, как это было уже много раз. Да, именно не позволила.

Один глаз больного открылся, но медленно, словно с большим усилием.

— Очень жаль.

— Дэвид! — Он не понимал, что говорил. Конечно не понимал.

— Кто меня раздел?

Она громко сглотнула.

— Астрид и я, — ответила она, трусливо поставив имя своей служанки первым.

Его глаз снова закрылся. Раненый молчал, словно впитывая полученные сведения.

— Мне жаль, что я это пропустил.

Жар поднялся в ее теле удушливой волной, затопил ее всю, стек к низу живота.

— Это было необходимо, — торопливо, едва дыша, заверила она его. — Я бы не хотела, чтобы вы подумали…

— Слишком поздно. — Его губы дрогнули в улыбке.

— Вы хотите сказать…

— Я уже подумал об этом.

— Дэвид…

— Ну, говоря по правде, я уже сотню раз об этом думал, — глухо и как-то бессвязно произнес он. — Я представлял себе вас здесь, со мной, и мы оба были обнажены. Вы были со мной и в шатрах, и во дворцах, и в сотне бань, и у тысячи походных костров. Я закрываю глаза, и вы приходите ко мне, безо всякой одежды, а ваши волосы сияют и развеваются…

Она бессознательно протянула руку, собираясь прижать кончики пальцев к его губам, чтобы остановить поток волнующего признания. А когда он улыбнулся ей из-под пальцев, она задрожала.

— Маргарита!

— Что? — Почему голос у нее внезапно охрип? Он назвал ее без титула — без «леди». Возможно, она не настолько возвышенна в его мыслях или даже в его мечтах.

— Вы одеты?

— Разумеется. — Она отдернула руку от его губ: ее нестерпимо будоражили движения его губ под чувствительными кончиками ее пальцев, щекотка от его теплого дыхания.

— А вы бы…

— Нет, — сказала она, прежде чем он успел произнести свою тихую просьбу.

— Я боялся, что вы скажете «нет». — Он вздохнул — этот долгий свистящий звук был свидетельством поражения. Он замотал головой, словно не мог терпеть боль. — Тогда поцелуйте меня.