Вкус одержимости

Пикачу криво улыбнулся на словах «твоей Кристине».

— В двенадцать рожают. Опять же, ей ведь не составило труда сделать себе новые документы, могла и убавить пару годков, когда стала Кирой Арно, а не Анной Кирюшкиной.

— Арно её фамилия по первому мужу, Пинкертон. А имя да, она решила оставить потомственное: Кирюшкина — Кира, — вспомнил я небезызвестного Шарикова, повернулся и уставился на Олега в упор. — Только это не имеет никакого отношения к её смерти. Не зря же ты и сам передумал.

— Передумал. Но что как максимум? — не дрогнул он.

— Как максимум есть тест ДНК. Они даже не родственники.

Я перегнулся через него и красноречиво открыл дверь.

— А жаль. Отличная была версия, — легко согласился он и выпрыгнул из машины. — И жаль, что твоя жена Кристину просто использовала.

— До завтра, Олег! — выразительно махнул я в открытое окно.

— Жаль, что она тебе изменяла.

— Что? — я замер. — Что?!

— Но это же не имеет отношения к её смерти. И… как там ты сказал мне? Всё? Забудь? Так забудь, Алан! Всё! — и вот теперь он привычно невинно улыбнулся. Открыл дверь своей машины. — И да, если ты до сих пор не понял, мы с Крис начали встречаться до того, как она познакомилась с обеими братьями. Я из-за неё на развод подал. До завтра, Алан!

Он сел в машину, захлопнул дверь.

И прежде, чем я успел его остановить, резко развернулся и уехал.

Шерлок подал на развод из-за чёртовой девчонки, которой на него плевать?

Кира мне изменяла?

Дьявол! Ни то, ни другое не укладывалось у меня в голове.

Глава 26. Ника

Не знаю, почему я не разрыдалась, когда Алан Арье наорал на меня по телефону как на кошку, нагадившую в его туфли.

Может потому, что мне и правда не стоило ходить по дому, а особенно в подвал. Может, испугалась, что нарушила его указания и постельный режим. Была слишком расстроена из-за папы. Или именно сейчас на слёзы у меня не осталось сил.

Но если бы он не наорал, сейчас я бы тихо сидела в гостиной у телевизора, или лежала в комнате с книжкой, вышивала на пяльцах, укрощала мирный атом, ковырялась в носу — в общем делала бы что угодно, но не пошла искать свою машину.

Но он наорал, я расстроилась, потом разозлилась и решила его больше не нервировать своим присутствием. Переоделась в своё, проверила ничего ли я не забыла. Решительно повесила на плечо сумку, — Подумаешь, плечи болят. Потерплю. Глаза с эффектом панды? Не смотрите, кому не нравится! — И вышла на улицу.

Вышла там, где я когда-то парковала своего Джима. Где когда-то стояла и машина Его Сиятельство Злого Отшельника.

Но ни его, ни моей машины там не было.

Пустой навес.

Я обогнула дом. Солнце жарило так, словно мы на планете Риддика с недружелюбной местной фауной. Впору сплавиться, ослепнуть и потерять ногу в зубах какого-нибудь мутировавшего питбуля. Но, к счастью, ослепил меня только неземной красоты водоём, прозрачная вода, блики солнца, а встретили задумчивые каменные львы.

— Вот пусть на своих львов и орёт сколько влезет, — обогнула я крайнего к лестнице и решительно пошла дальше по усыпанной белыми камешками тропинке к одноэтажному зданию из стекла и бетона.

Где-то там, с другой стороны, за цветущей вейгелой, похожей на лиловое облако, за огромными кустами пионов, уже роняющих ярко-бордовые, нежно-розовые и белые лепестки, там, куда змеясь, уходила, подъездная дорога, наверное, и мог быть гараж.

По крайней мере, я подумала именно так.

Но, преодолев подъём, замешкалась.

Прямо передо мной в солнечных лучах, словно в ореоле неземного сияния, сверкала стеклянная дверь, за которой, как невеста в хрустальном гробу, покоилась его лаборатория. Святая святых. Его душа, страсть, любовь. Его наука. Его одержимость. Ключ ко всем его загадкам. Сердце дракона. Философский камень. И, подозреваю, смерть на конце иглы.

Это будоражило.

Нет, я не мечтала разгадать его как загадку. К таким сложным ребусам как он не подберёшь буквы, тут нужен двоичный код, матрица, сетчатка глаза, и отпечаток всей ладони, а не одного пальца. Но я могла взглянуть на эту тайну хотя бы одним глазком. Подойти к нему чуть ближе, чем он позволял. Постоять на вершине, где никто не стоял.

Я просто шагнула ему навстречу… и двери с тихим шорохом разъехалась в стороны.

Ещё один длинный коридор, теперь как в больнице. Ещё одна раздвижная стеклянная дверь. И…

Здравствуй, операционная на космическом корабле!

Безлико. Стерильно. Жужжит. Мигает.

Я скептически скривилась.

Так вот ты какой оказывается, Алан Арье. Бездушный робот с хромированными внутренностями? Кибернетический организм с гипертрофированной ненавистью к людям?  

И почему я не удивлена?

— А здесь неплохо смотрелся бы мой Цветок, — осмотрев широкий подоконник, сообщила я его белому халату, что одиноко висел на вешалке.

Ведя пальцем по блестящим поверхностям приборов, я не спеша прогулялась туда-сюда. С любопытством позаглядывала в ящики, что сами закрывались с мягким стуком. С интересом попялилась в таблицы, развешенные по стенам. С опаской покосилась на пробирки, что тряслись, качались, вращались, просто стояли — и во всех была кровь, кровь, кровь.