Вкус

Кладбищенскую тишь разбил громкий стук. Один из пиджаков вколачивал в крышку гроба семидесятые гвозди. Мама разрыдалась с новой силой. Дедушка Саша приобнял её покрепче. Чёрные работники БДУ подхватили обитый красным бархатом саркофаг и понесли по узкой тропинке в сторону военных.

Поставили у свежевырытой ямы. Половина солдат оказались, судя по трубам и барабану, музыкантами.

Аккуратно раздули печальную торжественную музыку. Усатый положил на гроб флаг России. Чётко свернул пополам раз, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой, седьмой…

Замер.

Бабахнуло. Стреляли одиночными из автоматов прямо по небу, будто мстили за несправедливость быстрой смерти. На лицах провожающих сквозь грусть проступило изумление. «Да кто ж он такой был, этот Иван Ильич?!»

Бабахнули ещё четыре раза. Потом гроб на ремнях опустили на дно ямы.

Усатый показал, что кидать землю надо вот так, двумя руками. Застучали по крышке гроба комья. Когда каждый бросил по три горсти, до верха могилы оставалось совсем мало, и ребята в пиджаках засыпали оставшееся лопатами меньше чем за минуту. Нагребли сверху холм и притоптали. Над холмом раскинулся вкопанный в изголовье крест с прислонёнными венками. Посредине большой красивый с надписью: «Дорогому мужу и отцу от безутешной семьи».

– Едем на помины, – напомнил усатый. – Рассаживаемся по автобусам. Никого не забываем.

Только теперь поверил Денис. Не врали сотрудники таинственного БДУ. И ещё поверил, что отца нет. От этого стало немного легче.

Обнял маму, повёл к автобусу.

5. БДУ

В ресторане гуляла военная прокуратура. Предельно вежливый официант шепнул Денису, что начальство не смогло отказать таким серьёзным людям и выделило столик с краю, возле окошек, но люди предупреждены, будут вести себя тихо, с почтением к покойному.

Денис пожал плечами. Надо так надо. У окошек грянул раскат хохота. Случайные соседи травили анекдоты. Усатый БДУ-шник вскинулся, подошел к восьмёрке солидных мужчин, тостующих за здоровье юбиляра, и вежливо заметил:

– Господа, тут у нас поминки. Нельзя ли, дабы смягчить нелепость ситуации, попросить вас на часок прервать праздник и присоединиться к скорбящим. За наш счёт, разумеется. Ну или выйти на небольшой перекур.

Голос Левона Игоревича был искренен и бесконечно мягок, и если бы не превысившее всякую меру количество принятого алкоголя, военные наверняка согласились бы поучаствовать в траурной церемонии. Но Рубикон между социальной адекватностью и забрезжившей в небесах Вальгаллой уже истаял в спиртовых парах. Человек в широко распахнутом кителе с полковничьими погонами и расстегнутой на все пуговицы рубашке решительно поднялся, опрокидывая стул.

– Ты кто такой?! – грозный вопрос был определенно риторическим и не прервал скорбного молчания усатого. – Я тут с ребятами! У нас весело. А ты с поминками. Тебе чего, столовок мало? Чего в ресторан припёрся. Премию дали? Езжай, я тебе ещё пять тыщ дам!

Вытащил из кармана красную бумажку и швырнул в сторону Оганова.

– Да нет же, – удивительно нежно ответил Левон Игоревич, даже не посмотрев, куда упала купюра, – руководитель ресторана ошибся, – он поморщился в сторону официанта. – Очень ошибся, недопонял, что у нас крайне печальная ситуация. Понимаете, человек погиб в пятьдесят. На работе. Мы заплатили за весь зал. Но я вас не прогоняю. Просто присоединяйтесь к нам. А потом продолжите мероприятие. Поверьте, покойный Иван Ильич был очень достойным человеком.

– Что ещё за Ильич?! – не успокаивался полковник, обводя весёлым взглядом ухмыляющихся друзей. – Брежнев, что ли?

Все сердечно засмеялись. Сероглазый майор поднял рюмку.

– За Брежнева!

Левон Игоревич загрустил.

Полковник хряпнул водочки, крякнул, и со словами:

– Пошёл, пошёл отсюда, не мешай людям! – воздвиг валявшийся стул и уселся сверху.

– Я последний раз прошу, – голос усатого стал холоднее жидкого азота, – Христом Богом, Спасителем нашим прошу. Господа, ступайте перекурите, пока люди скорбят.

Между тем в зал прибывали всё новые участники похорон. Они вымыли руки внизу, как это положено после кладбища, и шли к поминальным столам.

Полковник посмотрел с удивлением:

– Слышь, Розенбаум, чего права качаешь? Сейчас впаяю тебе арест за нападение на серьёзных людей, будешь руки целовать, чтоб смягчили. Поминай со своей кодлой, я не против, а нас не трогай. Смотри, я добрый, но терпение может и того… лопнуть. Куда летишь, Рассея! Быдло распустилось! Либерасты, б… говноеды пархатые!

Левон Игоревич посмотрел на парней из БДУ и коротко кивнул. Мужчина с седыми висками, что приходил вечером, сразу метнулся вниз.

– Дорогие гости, – Левон повернулся к прибывающим людям. – Прошу присаживаться за стол. Занимайте любые места. Накрыто на сто пятьдесят персон. Всем хватит. Даже останется.

Люди начали рассаживаться, вполголоса обсуждая увиденное, и когда последний гость присел, в зал вернулся убежавший БДУ-шник.

Левон Игоревич ещё раз кивнул. Седой повернулся назад и что-то резко выкрикнул.

В то же мгновение в помещение влетели два десятка спецназовцев с автоматами, в брониках, с чёрными масками на лицах.