«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

В описываемой операции по аресту краснокамских татар видно, что для следователей главным была массовость и скорость в организации арестов. Принадлежность будущего арестованного к определенной социальной и национальной группе ссыльных татар становилась причиной для его репрессирования.

Материалы дела по Аюпову Идрису не дают оснований напрямую включить его в группу арестованных краснокамских татар, упомянутых в показаниях бывших следователей НКВД. Хотя наличие связи вполне возможно. При аресте Аюпов проживал и работал в г. Краснокамске. Он был обвинен в работе на японскую разведку. Материалы его первого, январского допроса дополнены двумя допросами от 9 сентября и 12 октября 1938 г., которые вели другие следователи. И так как в деле осталась расписка, что арестованному 7.02.1938 г. объявили об окончании следствия, дополнительные протоколы становятся свидетельством, что его дело было направлено на доследование вместе с другими следственными делами, вполне вероятно, «за отсутствием лимита».

Вернемся к показаниям Идриса Аюпова. Они вскрывают значимые для следователей на рубеже 1937–1938 гг. элементы технологии социального номинирования арестованных как врагов советской власти. В показаниях, оформленных 8 января 1938 г. и, как потом выяснится, полностью сфальсифицированных следователем (что согласуется с показаниями Аликина А. М. о том, как проходило оформление дел на арестованных краснокамских татар), есть всего лишь один вопрос и один ответ:

«Вопрос: Вы арестованы как участник Диверсионно-Повстанческой организации. Признаете Вы себя в этом виновным.

Ответ: Да признаю. Ибо я, будучи завербован в 1936 году агентом Японской разведки Абатуровым Галлеем и по его заданию в июле м-це 1937 года, вывел из строя три машины Эл. Мотора в цехе № 10 Бумкомбината путем заброски в него металлических… [неразборчиво. — А. К]. Работал я в то время в цехе № 10 в качестве Эл. монтера. (С. 5)»[352].

И если бы не возвращение дела на новое оформление, не повторные допросы осенью 1938 г., то, наверное, вряд ли можно было бы узнать, что никаким электромонтером арестованный никогда не работал.

На повторном допросе от 9 сентября 1938 года следователь уточняет социальное происхождение Аюпова. Задает вопросы про то, как тот попал на Урал, чем занимался его отец. Здесь можно увидеть лишь поиск дополнительной информации относительно принадлежности арестованного к социально неблагонадежной категории раскулаченных, высланных в начале 1930-х гг. на Урал на поселение.

А вот 12 октября следователь стал задавать уточняющие вопросы по обвинениям, предъявленным в начале года. Ответы зафиксированы, скорее всего, вполне реальные, так как текст протокола допроса вполне определенно указывает на допущенные первым следователем фальсификации. Поэтому приведем выдержки из стенограммы допроса от 12 октября 1938 г., показывающие, как его сделали электромонтером и контрреволюционером: