«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

Но нас (как было сказано ранее) интересует другой вопрос, прямого ответа на который не найти даже там. По какому принципу в вилку между стратегической задачей (проведение образцово-показательного процесса над «правыми») и тактическими средствами ее реализации («конвейер», сговор, шантаж, произвольное номинирование) попадал конкретный — «вот этот» — человек? И для того, чтобы обнаружить этот принцип индивидуации, мы попытаемся воссоздать процесс конструирования дела, в котором обычные сельские жители — мужчины и женщины были «сбиты» в существовавшие лишь на бумаге повстанческие роты и звенья, а также выяснить, какую роль в этом «марше бумажных солдатиков» отводили духовенству.

А начнем нашу историю с того, как солнечным утром 14 июля 1937 г. на проселочной дороге в 12 километрах от села Демино путешествующий по казенной надобности член ВКП(б) счетовод Василий Семенович Фирсов повстречал едущего в телеге председателя Выринского колхоза Харина. Помимо Харина в телеге сидел изрядно пьяный (несмотря на раннее время) священник. Дальнейшее нам известно из удивительно безграмотно и бессвязно написанного доноса, направленного Фирсовым в органы НКВД[513]. На вопрос «Куда поехали?» взялся отвечать поп и заявил, что ездил в Кировский край, «отпевал всех коммунистов». В том ли дело, что (по свидетельству самого Фирсова) вопрос был задан наполовину по-русски, наполовину на коми, либо во всем виноваты винные пары, но поп вместо ответа на вопрос «куда?» стал отвечать на вопрос «откуда?», и лучше бы он вообще промолчал. Коммунист Фирсов взъярился и затеял перепалку. Слово за слово, и «он на меня с большого матюка и говорит: Сталин-то что говорит и 135 статья Конституции? Я говорю, что вам дано свободно что-ли творить контрреволюцию и искажать конституцию, все равно мы вам не позволим и не выберут тебя в Советы. Он говорит: Нет, вас коммунистов не выберут, а меня выберут»[514] [сохранена орфография и пунктуация оригинала. — А. К.].

Вот этот-то выпивоха и матерщинник и есть наш герой — бродячий поп (иногда подобных типов называли «поп-передвижка») Тудвасев Владимир Григорьевич. О нем нам известно, что с 1919 г. Тудвасев работал священником церкви в селе Бормотово вплоть до ее закрытия в 1928 г. (так указано в характеристике, данной на него Верховским сельсоветом уже после ареста[515]), по другим свидетельствам — в 1930 г. Оставшись без места, поп перебрался в Кузьвинский сельсовет, но там не задержался и в 1933 г. вернулся в деревню Русаково, где и прожил до ареста. Но «прожил» в данном случае не вполне подходящее слово, т. к. Тудвасев на месте не сидел. В поисках заработка он неустанно ходил по всему Коми-Пермяцкому округу, добираясь иногда даже до Кировской области. Основным его занятием было отправление треб на дому, но священник не брезговал и физическим трудом:

«занимался сапожным делом — шил обувь по просьбам местных жителей, а также изготовлял железные трубы из материала заказчика»[516].

Иногда даже подрабатывал в колхозе, и, по отзывам односельчан, «мы, колхозники, жили лучше него». Для того чтобы оценить это «лучше», заметим, что колхозники в Коми-Пермяцком округе в 30-е гг. никогда досыта не едали, а в неурожайном 1936 году там случился настоящий голод.

О личных качествах «бродячего попа» можно судить только косвенно и с чужих слов. «Более в близких отношениях Тудвасев находился с местным жителем Русаковым П. Г. (погиб на фронте), вместе с которым обычно занимался распитием спиртных напитков, особенно самогона. Со слов Русакова мне известно, что Тудвасев был плохим попом в том смысле, что он ругал по-матерному попов, проклинал веру, что чаще всего разговоры вел не о вере, а о том, как бы побольше подзаработать денег»[517]. Был грех, любил батюшка выпить, а во хмелю становился сварлив. Доставалось всем, но особенно часто Тудвасев недобрым словом поминал колхозы. По его мнению, они непременно должны будут развалиться. Им была даже разработана доморощенная историософская схема:

«В доказательство своей контрреволюционной агитации привел пример о том, что была коммуна, из коммуны превратился колхоз, а из колхоза превратятся единоличники»[518].