Они двинулись вдоль цепи пятиэтажек, по тротуару. Первое время шли молча. Коля смотрел вперед, прямо, четко переступая. Димка постоянно оглядывался по сторонам, спотыкался.
— Слушай, Герасименко, — наконец заговорил Димка, — а зачем ты меня сюда притащил? Ты ведь мог бы и впредь держать все в тайне.
— Хощь верь, хошь не верь, — сразу отозвался Коля, — я не мог больше держать это в себе. Меня просто переполняло! Мне надо было с кем-нибудь поделиться. А поскольку друзей я с годами подрастерял, впрочем, как и все в нашем возрасте (Герасименко приостановился с задумчивым видом)… то тут вдруг подвернулся ты.
— Подвернулся? — обиженно переспросил Димка и тоже приостановился.
— Ну извини, ты же хотел честно? На самом деле я просто заглянул в твой «Мастерок» за лампочкой. У меня дома лампочка перегорела. Но когда я увидел тебя, то… мне вдруг пришло в голову…
— Значит, ты сразу. Сразу все задумал.
— А ты разве о чем-нибудь жалеешь теперь?
Димка помотал головой, и они ускорили ход.
По дороге им попался пивной бар, как оказалось, незнакомый обоим — ведь дошколятами они не увлекались пивом. Оба, не колеблясь, окунулись за дубовую дверь.
Коля взял две мощных пенистых кружки из толстого стекла и вяленую воблу. За одним из столиков громко и радостно обсуждали что-то ядреные мужики в поношенных одеждах. «Рыбаки!» — прислушавшись, определил Димка.
— Ну что, какие планы? — отхлебнув пива, Колька поставил вопрос ребром.
Пена забавно осела цепочкой на его накладных усах.
— Я лично хочу заглянуть в родной двор, — ответил Димка, пригубив кружку. — Туда, где прошло мое детство. И, может быть, встретить себя. И сказать себе что-то важное.
— И сказать себе что-то важное, — передразнил Коля. — Подобный бред только в книжках бывает. А мы здесь реально, понимаешь! Я тебе решительно не советую делать глупостей, — Коля покачал головой. — Такие игры со временем очень опасны.
— А что будет-то? Ты уже пробовал? — Кукарский доверительно наклонился к товарищу.
— Нет, я не пробовал, и не желаю даже пытаться. Я принципиально не суюсь в места своего детства. Пойми, мы здесь на прогулке, а не на эксперименте. Так ведь можно все испортить, напортачить! Вернемся потом домой, а там… Ты читал Брэдбери Рэя, рассказ у него такой есть, про бабочку.
— Нет, не читал.
— А зря. Там будущее изменилось до неузнаваемости после того, как в прошлом туристы с машины времени убили бабочку.
— Послушай, — Димка опять наклонился к визави, чуть отодвинув кружку. — И это ты мне говоришь? А сам-то ходишь тут к какой-то бабе? По-твоему, такое блядство никак не повлияет на будущее?! Да может ты сам уже давно напортачил!
Коля помрачнел, сделал два жадных глотка.
— Извини, — спохватился Кукарский.
— Да нет, ничего, — Коля потер пальцами лоб. — Я вообще-то очень осторожно. Резинки таскаю сюда (он виновато улыбнулся).
— Ну вот. И я не собираюсь ничего тут менять. Только посмотрю и все.
— М-да, это не входило в мои планы. Я думал, ты пойдешь со мной, — отпив из кружки, расстроенно сказал Коля. — Хотя, с другой стороны… Мне надо к Любке, а ты будешь третьим лишним.
— Вот именно, — обрадованно подхватил Димка. — К тому же я точно решил. И не передумаю, как не отговаривай.
— Ладно, бог с тобой, — смирился, наконец, Коля. — Делай, как знаешь. Потом расскажешь, что вышло. Вот тебе трешка на все — про все, — Коля протянул товарищу скомканную купюру, и тот молча спрятал ее в карман. — А мне, как я говорил, надо навестить Любку, да еще почву прощупать, сильно ли я встрял.
Дима улыбнулся.
— Ну-ну, — только и сказал он.
И так после пивбара они разделились. Коля поехал на троллейбусе, а Димка пошел пешком — волею случая его двор находился недалеко. Встретиться договорились, когда стемнеет, в десять, здесь же, у пивбара.
— Если кто-то опаздывает, ждать до последнего! — предупредил Коля. — До полуночи. А потом на вокзал — там можно переночевать. Следующий час встречи — десять утра на том же месте.
— Я-то не опоздаю, — заверил Кукарский. — Это ты смотри, не застрянь у своей Любки.
— Нет, я скажу ей, что уезжаю срочно в командировку, — пообещал Герасименко.
Дима шел в свой двор со странными чувствами. Они переполняли его, они захлестывали его, вызывали легкую тошноту в желудке. Они были многогранны и противоречивы. Здесь примешивались и тоска по чему-то невероятно давнему, что вдруг должно вернуться, и боязнь необычного и сверхъестественного, и мнимое, какое-то неустойчивое ощущение реальности, и даже страх перед встречей с самим собой — маленьким.
А еще Димка думал о времени. О том, что не так уж это и фантастично — попасть в прошлое. Ведь не исключено, что время вообще не существует!
Время — это всего лишь наша печальная мысль, думалось сейчас Димке. И эта мысль просто приходит, и мы начинаем сокрушаться: ах, как быстро все пролетело! ах, как долго все тянется! ах, вот сейчас хорошо, и пусть ничего не меняется! Когда же мысли нет, нет и времени. Его не существует, если мы о нем не думаем.
— Так давайте ж думать о нем как можно меньше! — произнес он вполголоса и тут же огляделся, испугавшись самого себя.