Распахнув переднюю дверцу и втиснувшись на сиденье, он приказал водителю развернуться и гнать на аэродром. Происшедшее было полной загадкой. Чем вызван отъезд командующего? Зачем гнать обратно?
Теряясь в догадках, майор на время даже забыл о своем агенте. Ромашов же не смел нарушать молчание. К тому же так было безопаснее: меньше риска навлечь на себя гнев начальства.
Глава девятнадцатая
Следование такого потока машин на аэродром было обусловлено лишь необходимостью чиновников придать больше важности отъезду командующего в Берлин. Потолкавшись среди высоких чинов и не осмелившись напомнить генералу о лично им обещанной церемонии, Баркель дождался, когда взлетит самолет, и тут же отправился к себе в штаб. То, что награждение не состоялось, уже не казалось ему трагедией. Может, это даже и к лучшему.
Отныне все его мысли были сосредоточены на Ромашове. Предстоял более обстоятельный разговор, а тот, в машине, был всего лишь его предисловием. Поэтому Баркель распорядился, чтобы «долгожданного», как он выразился, гостя поселили отдельно от агентов, дожидавшихся своей очереди на полет за линию фронта, и хорошо покормили после его нелегкого путешествия. Последним занялся лейтенант Гросс. Он велел повару подать Ромашову еды столько, сколько он сможет употребить. Заодно позаботился и о собственном желудке. Причмокивая губами от удовольствия, он уплетал с таким аппетитом, что ему мог бы позавидовать любой чревоугодник. Опорожнив в заключение пару кружек крепчайшего чая, он взглянул на часы и вскочил со стула.
— Ромашов, нам пора… Шеф уже ждет…
В начале разговора Баркель решил как бы пройтись по всему пути возвращения Ромашова из-под Витебска.
— Итак, вы пересекли поперек почти половину Белоруссии. Как? По железной дороге? Или на попутных?
— Пассажирским поездом, господин майор.
— Что, поезда уже ходят?
— Пока не регулярно. Приходилось долго ждать.
— И куда же вы доехали?
— Поездом через Лепель до Молодечно. Дальше до Гродно на перекладных.
— Что значит на перекладных?
— То есть на попутных машинах.
— Билеты на поезда сохранили?
Ромашов, порывшись в карманах гимнастерки, выложил на стол Баркеля небольшую прямоугольную пластинку картона, иссеченную компостерами. Вооружившись очками, шеф долго изучал это замысловатое кружево из частых проколов. Судя по его хмурившимся бровям, ему не удалось точно установить ни номер поезда, ни дату поездки.
— Почему вы решили ехать именно в Гродно? — спросил он, приближаясь к своему главному вопросу.
— А как же, господин майор? Ведь ваш переправочный пункт под Гродно.
— Вы знали об этом моем «Мельдекопфе»? Откуда?
Именно этот вопрос был для него главным. Поэтому, сняв очки, он пристально смотрел теперь в глаза Ромашову. В кабинете впервые установилась гнетущая тишина.
— Постарайтесь ответить мне честно: откуда узнали место расположения моего «Мельдекопфа»? Кто вам подсказал?
Сергей с трудом сдержал себя, чтобы не рассмеяться.
— Да вы что, господин майор! Кто б это мог подсказать мне такое. Ну, вы и подумаете же…
Баркель оторопел. Что он, этот Ромашов, в самом деле? Говорит правду или точно следует легенде, сочиненной русской контрразведкой?
— Может, скажете — случайно? — продолжал допытываться Баркель.
Лицо Ромашова приняло серьезное выражение.
— Нет. Чего не было, того не было.
— Следовательно, остается одно — вам подсказали… Кто же?
— Вы, — спокойно ответил Сергей.
— Я? — Баркель даже привстал. — Когда же? Где?
— Господин майор, зачем разыгрываете меня, берете на пушку? Так можно и всю обедню испортить. Встретили лучше некуда, поздравили с наградой, а теперь чуть ли не подозреваете в измене.
Ромашов поднял пилотку, лежавшую у него на коленях, пальцем поддел подкладку и извлек из-под нее узкую полоску тонкой, почти папиросной бумаги. Ту самую, которую пограничники нашли у Царькова.
— Вот, господин майор… Взгляните, — он расправил ее на столе. — Чертили сами… Собственной рукой. Здесь, в этом кабинете, когда объясняли мне задание. Открыли сейф, достали эту полосочку с верхней полки, из левого угла, и… Узнаете? Бумага особая, с водяными знаками. Такую в магазине не купить.
Баркель побледнел. Он бледнел всякий раз, когда его неожиданно в чем-то уличали. Да, эта схема его. Его бумага, чернила. Наконец, его почерк.
— Узнаю, — неохотно пошевелил он губами и еще раз склонился над столом. — Бывает… Бывает, — глухо повторил он и, словно бы ничего не произошло, выпрямился. — Правильно говорят русские: и на старушку бывает прорушка…
Баркель любил к месту и не к месту щегольнуть знанием русских поговорок. А заимствовать их начальнику абверкоманды было у кого. Просвещал народец, с которым он имел дело. Вот уж воистину: с кем поведешься, того и наберешься.