Визит лейб-медика

К этому времени кризис в отношениях между царственными супругами стал предметом досужих разговоров при дворе. Король, казалось, едва ли не противоестественным образом стремился к уединению; он все больше погружался в меланхолию и в одиночестве сидел на стуле, уставившись в стену и что-то бормоча. Временами его охватывала необъяснимая ярость, он издавал немыслимые указы и впадал в подозрительность даже по отношению к своим близким.

Его, похоже, все больше занимали разговоры с собакой. Он постоянно бормотал ей что-то о «грехе» и «наказании». Однако никто не мог предвидеть того странного наказания, на которое он обрек себя за свой грех.

Этим наказанием суждено было стать самому любимому человеку — Ревердилю.

Когда, после выдворения фру фон Плессен, охлаждение между юными супругами сделалось невыносимым, Кристиан как-то раз во время театрального представления подошел к своему бывшему учителю, швейцарцу Ревердилю, обнял его, заверил со слезами на глазах, что любит и почитает его, что Ревердиль — самый близкий его сердцу человек, и передал письмо, попросив прочитать его позднее тем же вечером.

В письме говорилось, что Ревердиль лишается королевской милости, что ему следует незамедлительно покинуть дворец и королевскую службу и запрещается селиться в пределах Дании.

Это было совершенно необъяснимо. Ревердиль тотчас же отправился в Швейцарию.

На следующий день Кристиан посетил Каролину Матильду в ее покоях и все ей рассказал. Он сел на стул возле двери, зажал ладони между коленей, словно не желая демонстрировать свои подергивания и конвульсии, и сообщил, что выдворил Ревердиля. Потом он умолк и стал ждать. Королева ничего не поняла. Она лишь спросила о причине.

Почему он так поступил?

Он ответил, что это было наказанием. Наказанием за что? — спросила она.

Он повторил только, что это было наказанием, и что наказание было необходимо.

Она уставилась на него, сказав, что он ненормальный.

Они довольно долго просидели каждый на своем стуле в гостиной королевы, уставившись друг на друга. Затем Кристиан поднялся и ушел.

Все это было совершенно необъяснимо. Ничего в их отношениях не изменилось. Она так и не поняла, что означало слово «наказание». Наказание же, однако, ничего не изменило.

3

Ее имя — Анна Катарина Бентхаген, она звалась Катрин Сапожок и была проституткой. Неуравновешенность и меланхолия короля были налицо. И тут Эневольд Бранд и придворный по имени Хольк, известный своим интересом к театру и к итальянским актрисам, подумали, что Катрин Сапожок сможет избавить короля от его меланхолии.

Они решили представить ее совершенно неожиданно, заранее ничего не говоря о ней королю. Однажды вечером Бранд привел Катрин Сапожок в королевские покои.

На ней был мужской костюм, у нее были ярко-рыжие длинные волосы, и первое, что отметил Кристиан, — она была на голову выше обоих придворных.

Она показалась ему красивой, но он что-то испуганно забормотал.

Он сразу понял, что должно произойти.

Его представление о слове «невинность» было очень неотчетливым. Он, казалось, путал его то с «чистотой», то с «неуязвимостью».

Он считал, что, несмотря на опыт, приобретенный им при совокуплении с королевой, он по-прежнему сохранял невинность. При дворе много говорили о неопытности «мальчика», и разговоры эти получили широкую огласку. На маскарадах с королем часто заговаривали дамы — многочисленные любовницы и приглашенные на этот случай кокотки, — без колебаний дававшие ему понять, что они готовы предоставить себя в его распоряжение.

По общему мнению, он был любезен и робок, но в то же время его явно пугала мысль об осуществлении предложенного на практике. Много говорилось о том, что из-за его порока у него поубавилось сил, и многих это огорчало.

Теперь же к нему привели Катрин Сапожок. А это уже серьезно.

У Бранда с собой были кубки с вином, и он пытался шутками разрядить крайне напряженную атмосферу. Никто не знал, как король прореагирует на те предложения, которые ему собирались сделать.

Катрин подошла к кровати, спокойно оглядела ее и приветливо сказала королю:

— Ну, давайте, Ваше Величество.

Затем она медленно подошла к Кристиану и стала раздеваться. Начала со своей курточки, сбросив ее на пол, потом стала по одному снимать все предметы одежды, намереваясь, в конце концов, предстать перед Его Величеством совершенно обнаженной. Она вся была рыжеволосой, у нее были пышные бедра и огромная грудь, раздевалась она медленно и со знанием дела. И вот Катрин уже стояла перед Кристианом в ожидании, а он лишь смотрел на нее во все глаза.

— Кристиан? — произнесла она ласково, — неужели ты не хочешь?