Визит к Минотавру

– Потому что, во-первых, нам еще не ясна его роль в этом деле. А во-вторых, в этом случае надо будет предъявить ему обвинение по всей форме. И тогда он будет точно ориентирован в том, что мы знаем, а где у нас -белые пятна.

Комиссар сказал:

– А как ты теперь это все представляешь?

– Я думаю, что Обольников навел «слесаря» на квартиру Полякова, непосредственно участия в краже не принимая. И скорее всего ключи передал ворам попользоваться.

Комиссар задумчиво-рассеянно смотрел мимо меня в окно, покручивая пальцем ручку на столе. Не оборачиваясь, спросил:

– Ты твердо веришь в такой вариант?

Я помолчал немного, тяжело вздохнув, ответил:

– Нет, почти совсем не верю…

– Почему?

– То, что Обольников побывал в квартире Полякова, сомнений не вызывает. Но если он действовал заодно с ворами, то зачем приходил слесарь? Ведь у Обольникова были ключи!

– Совпадения исключены?

– Полностью. Помните, Поляков говорил, что во время работы слесаря позвонили из школы и попросили выступить?

– Помню, – кивнул комиссар.

– Сказали ему, что это школа для больных детей. Этим вопросом заинтересовалась Лаврова…

– Кстати, как она там у тебя – ничего?..

– Толковая девица. Так вот, она потратила целый день, обзванивая все московские специальные школы…

– Выяснилось, что никто Полякова не приглашал? – спросил-сообщил комиссар.

– Точно. Напарник слесаря отвлекал внимание, чтобы тот мог снять слепки ключей. В этом ракурсе событий роль Обольникова мне совершенно непонятна…

– А Иконников? – спросил комиссар. – Что про него думаешь?

– Не знаю, – покачал я головой. – Человек он, конечно, неприятный…

Комиссар засмеялся:

– Хороший аргумент! Ты вот спроси Обольникова, он тебя как – приятным человеком считает?

– Так я и не говорю ничего. Но самостоятельная версия «Иконников -похититель скрипки» исключает версию с участием Обольникова.,.

Комиссар посмотрел на меня поверх очков:

– В таких сложных материях я бы не пренебрегал вводными словами: «мне думается» или там «вполне допустимо»…

– Можно и так, – согласился я. – Это подипломатичнее будет. Но штука в том, что я действительно уверен – нет между Иконниковым и Обольниковым никакой связи.

– Во всяком случае, внешней никакой связи не видно, – поддакнул мне ехидно комиссар. – А когда Иконников последний раз был у Полякова? Ты не поинтересовался?

– Почему не поинтересовался? Последний раз он был там лет двенадцать назад…

Ответил и понял, что комиссар что-то знает, что-то очень важное, и сознательно скрывает это, «заводит» меня сильнее. Комиссар откинулся в кресле, посмотрел на меня, потом открыл ящик стола и достал оттуда почтовый конверт.

– На, почитай, – протянул конверт с исполненным шариковой ручкой адресом: «Петровка, 38. Начальнику уголовного розыска». На тетрадном, в линейку, листе бумаги аккуратным почерком было написано:

«Прошу внимательно прочитать мое письмо и подумать над ним всерьез. В случае, если это не относится к вашей компетенции, прошу переправить его в надлежащие органы. В ночь, когда была совершена кража в квартире Л. О. Полякова, я совершенно случайно оказалась около его дома и видела, как П. П. Иконников выходил из ворот его дома с небольшим свертком в руках. Все эти дни я нахожусь в тягостном положении. Дело в том, что мы все – Поляков, Иконников и я – хорошо знакомы между собой, и если Иконников не имеет никакого отношения к краже, то, заявив о том, что я видела его в эту ночь на месте преступления, я бы поставила себя в ужасное положение. Но и судьба Полякова мне слишком дорога, чтобы занять просто нейтральную позицию. Может быть, я не набралась бы мужества и не написала этого письма, но вчера я видела Иконникова, совершенно пьяного, он много болтал и, между прочим, сказал мне, что ждет какой-то депеши, и тогда, мол, все будет в порядке. Я всерьез обеспокоилась, что речь идет о судьбе бесценного инструмента. Поэтому я приняла решение написать вам, чтобы вы проверили это обстоятельство. Если вы соберете серьезные доказательства вины Иконникова, то я тоже дам соответствующие показания. В силу изложенных мною причин я не могу назвать своего имени, хотя понимаю, что это гадко. И все-таки не судите меня строго – не так легко сказать в лицо хорошо знакомому человеку, что он вор, не испытывая при этом достаточной уверенности в справедливости подобного чудовищного обвинения».

Я сложил лист, спрятал его в конверт, вернул комиссару. Он усмехнулся:

– Чего же ты мне его даешь? Зарегистрируй, подшей в дело и работай…

– Значит, все-таки Иконников? – подумал я вслух. – А вдруг нас наводят?

– Может быть, и наводят. Хотя по настрою письмо выглядит правдоподобно.

– Я себе с этим делом мозги вывихну, – сказал я.

– Ничего, – успокоил комиссар, – мы тебе их обратно вправим. Как ты думаешь, кто бы мог написать это письмо? Я отрицательно покачал головой.

– Идеи есть? – спросил комиссар.

– Есть. Надо получить у прокурора санкцию на перлюстрацию корреспонденции Иконникова…

– Изумительная идея. По своей находчивости и остроумию. Но допустим. И что тогда?