Запах! От нее ничем не пахло. Точнее, от нее пахло ею самой. Гермионой. Легкий, едва заметный мускусный запах женщины, когда, лаская, скользишь над ее телом, а твой нос находится в нескольких миллиметрах от ее кожи. Кроме этого не было ничего. Ни духов, ни дезодоранта, ни даже шампуня. В любой другой ситуации он бы возбудился, но не сейчас. Сейчас, как только он это почувствовал, он тут же заметил и всё остальное.
Да, Рон и вправду выглядел нормально. Даже хорошо. Но она… По мере того, как он вглядывался в нее, он замечал и кое-как, наспех причесанные волосы, и мятую мантию, и свалявшуюся в черные катышки тушь на ресницах и следы помады на губах. Именно следы, словно это всё, что оставалось со вчерашнего дня. Она вообще выглядела так, словно спала в одежде, а потом встала и пришла на церемонию, даже не приняв душ.
«Какого черта?..»
Даже когда она ночевала на работе, она так не выглядела. Всё необходимое у нее постоянно было с собой. А тут! Возможно, просто домашняя ссора. Но в этом случае, зная Гермиону, в таком виде, скорее, должен был придти Рон, если она, к примеру, среди ночи выставила его из квартиры, и он потом спал на скамейке где-нибудь в парке. Вообразить себе ночующую в парке Гермиону у Гарри не хватило бы всей его фантазии, даже если бы он собрал и поскреб ее с самого донышка. Значит, дело было в другом, но в чем, он ума не мог приложить. Ни одной правдоподобной версии не рождалось.
— Пойдем, поговорим с моим братом, — обратился Рон к жене, указывая в толпе на Джорджа, и она молча кивнула. Они медленно пошли через зал, какое-то время Гарри провожал их взглядом, а потом повернулся к Джинни.
— Ты заметила, что сегодня с Гермионой?
— А? — кажется, она витала где-то в собственных размышлениях, и он отвлек ее. — Знаешь, Гарри, мне надо отлучиться… ну, ты понимаешь… по своим делам, — она виновато улыбнулась. — Я скоро.
Он остался один и снова опустился на стул. Выступления кончились, и к нему подошло сразу несколько его коллег, чтобы выразить соболезнования, но он их почти не слушал. В голове крутилась какая-то мысль… Что-то такое Рон только что сказал. Какую-то ерунду. Он попытался высмотреть в зале его фигуру, обнаружил вместе с Гермионой где-то совсем далеко, и вдруг до него дошло. Рон сказал, что собирается подойти, поговорить с братом. И это после того, как тот выпер его из магазина чуть больше недели назад?! Очевидно, что Рон солгал, чтобы от них с Джинни отделаться, но сделал это совершенно неубедительно, не зная, что Гарри в курсе происшествия в магазине.
Он встал, коротко извинился и попытался приблизиться в толпе к своим друзьям, насколько это было возможно, чтобы они его не заметили. Всё происходящее совершенно перестало ему нравиться, и он банально собирался подслушать, о чем они говорят. Аврорский навык взял свое, хотя, скажи ему раньше кто, что он будет намеренно подслушивать своих лучших друзей, он мог бы и по лицу за такое отоварить.
Он опоздал совсем чуть-чуть. Парочка успела исчезнуть из виду буквально за секунду, когда оживленно беседующая компания из пяти магов заслонила их от взора Гарри. Он огляделся, и увидел перед собой только стену, задрапированную фиолетовым бархатом. Хотя на миг ему показалось, что бархатный полог едва заметно колышется в одном месте. Он подошел вплотную и, заглянув между двумя полотнищами ткани, обнаружил там дверь, очевидно, в служебное помещение. Из-за двери слышались голоса.
Он успел только расслышать, что Гермиона что-то говорит мужу срывающимся голосом, но конкретных слов не разобрал. Ответ Рона прозвучал резко и как-то скомкано, из-за чего Гарри смог понять только последний отрывок — «…чем именно?» «Так чем именно?!» — повторил Рон так же резко и добавил, словно выплюнул: «Этим?!», и Гермиона тут же издала задыхающийся полувскрик-полувсхлип. «Пожа… пожалуйста, Рон, не надо! Не здесь!» — выдавила она, и Гарри вдруг понял, что он сейчас подслушивает совсем не то, что должно было предназначаться для чужих ушей. Похоже, это всё была игра. Их игра, его друзья таким образом пытались разнообразить свою близость. Он покраснел и тут же отошел от злополучной двери, на чем свет стоит ругая себя за собственные подозрения. Да, возможно, это выглядело странно и грубовато, но они имели на это полное право, выдумывая собственные способы. Возможно, гимнастика, устраиваемая Джинни в постели, тоже кому-то могла показаться странной.
Все эти мысли связались у него в голове в тесный клубок. Вскрикивающая Гермиона, запах женщины, любовная игра, принимающая соблазнительную позу Джинни — всё собралось в одну возбуждающую картину. Мысли подобного рода были настолько неуместны в этой обстановке, в этой ситуации, что он слегка обалдел от собственного бесстыдства. Как он мог фантазировать на похоронах?!