Визит из невыразимого

«Он выше меня на две головы», — пробубнил в голове голос без всякого выражения. Сейчас Гарри погрузился в абсолютный ступор, он стоял, как какая-нибудь корова стоит и тупо пережевывает траву под взглядом хозяина, в этот момент решающего, не пришла ли пора для того, чтобы пустить её под нож.

Наверное, он был бы способен стоять так довольно долго, если бы не Гермиона, которая толкнула его в спину с громким шепотом.

— Гарри, не стой истуканом, от тебя ждут какой-то жертвы, — произнесла она скороговоркой, — ты должен что-то пожертвовать в ответ на предоставленную помощь.

— Что? — спросил он, всё никак полностью не выйдя из своего ступора.

— Отдай ему Дары!

— А! Конечно, — сообразил он. — Вот!

Он стащил с плеч плащ, бросил его поперёк своих рук и протянул чёрной фигуре вместе с палочкой и камнем.

В то же мгновение все три предмета как будто сдуло незримой силой, они отлетели и раскатились по траве в разные стороны.

— Безсссделууушшшшки! — прошумел голос вихря.

— Тогда что же ему надо?.. — спросил он, растерянно разводя руки в стороны. И в тот же миг понял, что именно.

— Ссссааамоое цсссееннооое!

Это была игра с высшей ставкой. В ней не получится обойтись малой кровью. Нужно расставаться со всем, что есть — уйти навсегда, уйти вместе с этой чёрной фигурой, внушавшей одновременно великий ужас и ледяное спокойствие. Осознание необходимости собственной смерти пришло неожиданно и как-то совершенно ясно, так, что он сам сейчас был поражен, почему он не догадался сразу, что этим всё должно кончиться. Это был единственный возможный вариант подобной истории — если ты зовёшь Смерть на помощь, то ничего иного, кроме собственной жизни ты и не можешь предложить в оплату. Ничего иного она от тебя и не примет. Ясность этого осознания была какой-то бодрящей и даже умиротворяющей; сейчас, когда между ним и собственной смертью не было никаких посредников, она казалась даже чем-то правильным. В самом деле, он совершил то, что должен был, выполнил свою главную задачу, будучи единственным оставшимся хранителем Даров, никто иной кроме него не смог бы сделать того, что он сделал. А потому — никакого другого выбора у него и не оставалось. Жаль было только одного — жаль, что Гермиона станет свидетелем его ухода. Сейчас это единственное, что связывало его с этим миром, и, конечно же, она тоже немедленно это почувствовала. Возможно, ещё даже до того, как он успел произнести первые свои слова после осознания необходимости пожертвовать собой.

— Да, я согласен, — выговорил он отчётливо.

— НЕТ!!! — голос Гермионы ударил по ушам, на какое-то время заглушив даже неумолчный шум вихря, кружащегося, казалось, буквально в самой голове.

Она вцепилась в него сзади, обняла изо всех сил, не желая ни в коем случае выпускать, как будто можно было в такой ситуации что-то изменить.

— Гермиона, отпусти, не надо. Я должен.

— Нет, ты не должен! ТЫ НЕ ДОЛЖЕН!!! — её крик едва не оглушил его.

Похоже, она действительно думала, что в её силах всё исправить, потому что после нескольких мгновений судорожной борьбы она отпустила его и вдруг начала произносить звонким голосом, в котором проскакивали нотки истерики:

— Во Имя АЗАТОТА и ЙОГ-СОТХОТХА и слуги Их НЬЯРЛАТХОТЕПА, и силой сего знака… я отпускаю тебя, Хастур; покинь место сие…

Её голос неожиданно прервался, когда невидимая сила схватила её за горло и стала медленно поднимать над почвой, и только её пальцы царапали сжатую шею, а ноги подергивались в бессильных конвульсиях.

— Жшшшааалкааяя сссаамкаа! Фф тебеее неееет ссссиилыыы!

— Отпусти её! Не трогай! — возглас вырвался помимо воли, но еще до того, как он закончил кричать, Гермиона уже повалилась на траву, судорожно пытаясь отдышаться. — Забери меня! Я же тебе нужен! Давай, забирай!

Он ринулся вперёд, скорее, чтобы Повелитель Мёртвых не передумал, очертя голову, туда, в эту черноту, которая была ни чем-то неосязаемым, как дым, ни чем-то ощутимым, как плоть и кость, просто нечто, не принадлежащее этому миру, полностью ему чуждое, то, во что уходит всё живое в один подошедший момент. И, кажется, для него самого этот момент уже наступил.

Его отшвырнуло назад с такой силой, словно ко всему его телу приложилась огромная жёсткая ладонь, хлопнула его наотмашь, врезалась с размаху, заставив разом онеметь кожу на лице, груди и ногах. Он отлетел обратно на пять футов, приземлился на задницу, и замотал головой от неожиданности. Он вскочил на ноги почти моментально, настолько ещё силён в нём был адреналиновый прилив, заставивший его секундой ранее броситься буквально в самые объятия смерти. Но она не приняла его…

— Что тебе надо?! Что тебе ещё надо?! — завопил он с досадой, уже чувствуя, что начинает срываться. Ещё бы, в последний момент оказаться живым после такого акта самопожертвования — подобное любого могло вывести из равновесия.

— Сссамоее цссеннооее! — продолжала тянуть, как ни в чём не бывало, высоченная чёрная фигура перед ним.

— Я же уже предложил тебе самое ценное, что у меня есть — свою жизнь! Больше мне нечего тебе отдать? Чего ты хочешь?!