Визит дамы в черном

По подъемному мосту на ржавых цепях извозчик провез старую пани с девочкой в монастырь. Служка-монах, подпоясанный простой веревкой, проводил их в монастырскую гостиницу. Единственным украшением комнаты со сводчатым потолком было темное распятье на стене. Монах спросил бабушку, не страдает ли она болезнями, нуждающимися в исцелении. Пани Ядвига пожаловалась на сердечные боли. Монах достал из кармана рясы горсть серебряных сердечек.

— Они уже освященные. Остается только с молитвой повесить их на икону Божьей Матери и уповать на ее помощь.

Сердца были по пять, по десять и по двадцать рублей. Бабушка выбрала самое дорогое.

Теперь это сердечко висело на иконе, привезенной из монастыря, и Марта мысленно представляла себе образ Ченстоховской Божьей Матери и обращалась к ней с самыми горячими мольбами…

Долго просидев в оцепенении, Марта сама не заметила, как погрузилась в тяжелое забытье.

Очнулась она от того, что кто-то трогал ее руку. Это доктор Кривоустый считал ее пульс. Увидев, что Марта открыла глаза, он поднес ей рюмочку с горькой жидкостью. Микстуру пришлось проглотить.

— Мужайтесь, барышня, ясновельможная пани плоха.

— Плоха? Я пойду к ней, пан доктор!

— Пани Ядвига совсем плоха. Совсем плоха, понимаете, паненка…

— Да что же это, пан доктор? Она умирает? Пан Кривоустый, бабушка умирает? Я хочу проститься с ней! Пустите меня!

— Проститься паненка может. Проститься обязательно нужно. Но вот только пани Ядвига… Пани Ядвига уже отошла… Мужайтесь, Марта, мужайтесь, дитя мое, все мы во власти Божьей. Господь призвал ясновельможную пани Ядвигу к себе…

— Нет! — закричала Марта и кинулась в спальню бабушки. Пани Ядвига лежала на кровати неподвижно, черты лица ее заострились, глаза были закрыты.

— Бабушка, бабушка, бесценная моя, вы меня слышите? Не оставляйте меня!

Марта схватила руку пани Ядвиги и стала осыпать ее поцелуями. Рука была тяжелой и холодной…

Похороны Марта помнила смутно. Все очень жалели ее, обращались к ней со словами сочувствия, от которых было еще тяжелее. Кто-то взял на себя все хлопоты по организации похорон, какие-то дамы распоряжались в их доме, заказывали для Марты траурные платья, следили за соблюдением всех обрядов, необходимых для достойных проводов покойной… Марта запомнила только, как ксендз у входа в фамильный склеп Липко-Несвицких поднял глаза к небу и медленно сказал по латыни: «Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis!» («Вечный покой и вечный свет даруй им, Господи!») и как громко, в голос, зарыдала прислуга. Двери склепа захлопнулись. Люди в трауре, многие из которых были с сухими, любопытными глазами, еще раз выразили соболезнование молодой пани Марте, единственной близкой родственнице и наследнице покойной, и длинной вереницей потянулись к выходу с кладбища. Доктор Кшиштофович, державший Марту под руку, тоже повел ее к кладбищенским воротам, шепча какие-то утешения.

«Господь призвал ясновельможную пани Ядвигу к себе, — эти слова так и крутились у Марты в мозгу. — Господь призвал бабушку… Господи, а как же я? Как же мне-то теперь жить?»

Спустя две недели после похорон пани Ядвиги Липко-Несвицкой из Петербурга пришло письмо от отца Марты. Он уведомлял, что недавно вернулся из Соединенных Штатов Америки, собирается жить в России, печальные события, происшедшие в Варшаве, заставляют его глубоко скорбеть, и он будет рад принять дочь у себя в столице.

Душеприказчику пани Ядвиги также было послано письмо, сообщавшее, что отныне господин Багров сам будет опекать свою дочь и, до достижения ею совершеннолетия, заботиться о ее собственности и капиталах.

«Я готов принять дочь в своей новой семье», — писал отец.

— Принять дочь! — ворчал старый друг семьи доктор Кшиштофович. — У этого человека нет ни сердца, ни ума. Вы слышали что-нибудь подобное — этот негодяй «готов принять дочь в своей новой семье»? После всего, что он сотворил со своей старой семьей! Девочка моя, может быть, тебе не нужно ехать к нему в Петербург? Можно попробовать в суде опротестовать его права на опеку…

— Ну что вы, пан доктор! Судиться с родным отцом? Ведь у меня нет близкой родни, кроме папы. Поверьте, все будет хорошо.

Дмитрий выслушал рассказ Марты очень внимательно. Когда она дошла до появления дамы под вуалью в ее спальне, он наконец осмелился перебить Марту вопросами:

— И теперь эта женщина в черном оказалась в твоем доме? Скажи, а почему ты уверена, что это та самая дама?

— Уверена! Силуэт, голос, очертания шляпы…

— Марта, дорогая, в комнате ведь было темно. Как ты могла рассмотреть шляпу?