Читаем Вижу поле... полностью

В первом же матче сезона я, несомненно, разочаровал кого-то в своих возможностях. Но сам я в себе нисколько не разуверился. И пусть не обижаются болельщики, в тот момент мне важнее было отношение ко мне команды.

Меня приняли в «Торпедо» как своего человека. Никто не выразил неудовольствия из-за того, что игра (уж нападение-то во всяком случае) с моим приходом изменится.

Я повторяю, никого, кроме Иванова, не знал как партнера. Но и он за эти годы мог сильно измениться. Мог и я существенно от него отстать.

Встретились мы на поле, однако, так, словно и не было никакого перерыва, — сразу же заиграли, поняли друг друга, как прежде.

Очень быстро пришло и полное взаимопонимание с Ворониным.

Воронина признавали лучшим игроком сезона шестьдесят четвертого и шестьдесят пятого годов.

В те годы он был уже по-своему даже выше Кузьмы.

Нет, я бы не сказал, что Иванов стал играть с годами хуже (забегая вперед, скажу, что, на мой взгляд, Кузьма закончил играть преждевременно) — и взрывная стартовая скорость, и хитрость его игровая оставались при нем. С Кузьмой по-прежнему трудно было кого-либо сравнить в топкости понимания, в тонкости исполнения в решающий момент. Он всегда точно знал, отдашь ты ему мяч или нет.

Но Воронин играл, как бы это сказать, объемистее, пожалуй. Объем высококлассной работы, им производимой, просто удивлял. Диапазон его действий был громадным. А головой он играл так, как ни мне, ни Кузьме не сыграть было. Я, по-моему, за всю жизнь один только раз и сыграл эффектно головой, когда швейцарцам забил с подачи Бышевца. Ну, еще киевлянам в шестьдесят шестом году два мяча забил — оба головой.

Вторую игру в сезоне шестьдесят пятого года мы играли в Москве против куйбышевских «Крылышек» и победили 2:0. Вот тогда мы с Кузьмой исполнили, как когда то, — я ему пяткой отдал, и он без промедления пробил. Но это все-таки еще не то было, что мы вместе с ним умели.

Вот через год опять же против «Крылышек», уже в Куйбышеве, мы сыграли с ним действительно, как в лучшие времена молодости. Кузьма два мяча забил.

В том же шестьдесят пятом году после победы над «Крылышками» мы две игры сыграли вничью, причем оба раза 0:0.

Но игра нападения завязывалась.

Я вот честно не помню, в какой игре забил первый гол по возвращении.

Я знал после матча в Баку, что свое забью, но мне важнее было ощутить тогда другое. Хотя, конечно, никакой нападающий не может относиться равнодушно к тому, что не забивает. И понимаю зрителя, который осуждает нападающих, не способных забить гол.

С первого выхода на поле в составе нового для меня «Торпедо» я почувствовал, что играю иначе, чем прежде. Хуже, лучше — я еще не понимал. То есть правильно я играю или не правильно — так будет вернее сказать.

Мне всегда было важно сыграть правильно.

От правильного для меня и начинается хорошая игра, когда ты в малой степени зависишь от удачных или неудачных обстоятельств.

После игры с «Нефтяником» я для себя понял, что сыграл, скорее всего, не лучшим образом, но правильно.

Перестраиваться специально мне не пришлось, все необходимые изменения произошли внутри меня естественно. Поэтому я могу смело прислушиваться к себе и себе верить.

Я очень много говорю о себе, вспоминая о том времени, но именно в то время, по мнению многих, я играл исключительно в пас. Кое-кто утверждал, что я просто не решаюсь сыграть индивидуально.

Но я-то знал, что, как только полностью войду в форму, все образуется. Я-то чувствовал, что игра вот-вот пойдет.

Мне нужно было показать свою полезность всем партнерам по атаке, мне нужно было полное их доверие ко мне как к лидеру.

Теперь я по-другому, чем в молодости, понимал задачи лидера.

В молодости я обижался, когда мне вовремя не отдавали мяч — я же был готов, заряжен, знал, как и когда открыться, верил в себя при единоборстве с любым защитником. Конечно, далеко не все выгодные ситуации я использовал, но промахи меня тогда меньше смущали, у меня не было сомнений, что все поправимо.

Сейчас я хотел быть полезен молодым партнерам своими пасами. Сейчас я лучше, чем прежде, понимал, зачем я вижу всю «поляну». Все мгновенно приходившие мне в голову ходы я представлял не иначе, как при участии того партнера, чей шанс поразить ворота казался мне предпочтительнее, чем мой. У меня и прежде, и теперь был идеальный партнер — Кузьма. Но мне все больше нравилось открывать возможность сыграть остро с тем, кто пока еще не привык играть в тот футбол, который так любили мы с Ивановым.

Поддержка новых партнеров заключалась в их понимании предлагаемого мною — для их же пользы и успеха предлагаемого.

Вероятно, от меня поначалу ждали чего-то другого. Те, кто и не играл со мной, и вообще меня не видел, представляли меня, возможно, каким-то барином от атаки, которому надо угодить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии