Визбор

Кавуненко, Башкиров и другие ребята из «Спартака» собрались пройти по нехоженой стене вершины с геометрическим названием Трапеция. Визбор отговаривал их — мол, стена очень опасная. Как будто предчувствовал беду. Взошли на гору альпинисты быстро, а вот спуск неожиданно оказался сложным — из-за тумана. Пришлось остановиться, разбить палатку и ждать подходящей погоды. И пока ждали — случилось то, чего предвидеть не мог никто. Ночью в палатку влетела шаровая молния. Олег Коровкин погиб сразу, остальные получили серьёзные ожоги. Кавуненко потом долго лечился, лежал в больнице, ему в несколько заходов пересаживали кожу. Когда спасательный отряд добрался до пострадавших, среди пришедших на помощь был и Визбор: помогал нести носилки, поддерживал морально. Потом уже ребята узнали, что, томясь неизвестностью и ожиданием и ничего ещё не зная о ЧП наверху, он написал в лагере песню-предчувствие под названием «Непогода в горах»:

Непогода в горах, непогода!
В эту смену с погодой прокол,
Будто плачет о ком-то природа
В нашем лагере «Узункол».
Нам-то что? Мы в тепле и в уюте
И весь вечер гоняем чаи,
Лишь бы те, кто сейчас на маршруте,
Завтра в лагерь спуститься б смогли.

Случившееся долго не отпускало поэта. Вскоре после «Узункола» он полетел в Краснодарский край, на съёмки фильма «Хлеб лёгким не бывает», и в нём ощущалась какая-то подавленность. Душевное равновесие восстанавливалось с трудом, через стихи — например, вот эти, сочинённые в октябре во Внуковском аэропорту: «Когда горит звезда с названием „Беда“, / Когда бессильны все машины века, / Когда в беде такой надежды никакой, / Тогда надежда лишь на человека» («Когда горит звезда…»). Эти месяцы он жил словно под знаком беды. Но ещё в «Узунколе», вскоре после трагедии, появилась песня с совсем иным настроением, «Многоголосье», — одна из самых просветлённых у барда и внешне как будто отношения к горам не имеющая (Визбор вообще часто писал в горах не о горах):

О, мой пресветлый отчий край!
О голоса его и звоны!
В какую высь ни залетай —
Всё над тобой его иконы.
И происходит торжество
В его лесах, в его колосьях.
Мне вечно слышится его
Многоголосье.

Вот это и есть настоящая любовь к родине — большой ли, малой, неважно. Выраженная не пафосными лозунгами, а через «голоса» и «звоны», и, что уж совсем неожиданно для поэта советской эпохи, — через «иконы» (иносказательные, конечно). Визбор в очередной раз удивляет нас нестандартностью своей поэтической мысли (как не вспомнить тут ещё раз давнюю уже к этому моменту песню «В кабинете Гагарина тихо…», где «соборы стоят, как ракеты»), но, слушая эти лирические строки и сдержанно-возвышенные интонации поющего поэта, мы помним: только что пережита трагедия. Трагедия, побеждённая гармонией.

Не уходили из жизни Визбора и северные горы — Хибинские, где он по разным поводам бывал, по его собственному признанию, почти ежегодно. В 1982 году он работал вместе с режиссёром Дмитрием Дёминым над документальным фильмом «Город под Полярной звездой» — о тех местах, которые когда-то, два десятилетия назад, «подсказали» ему идею первой песни-репортажа, «На плато Расвумчорр». На сей раз в центре сюжета был не комбинат «Апатит» (хотя о нём в фильме сказано немало), а сам город, который иногда называют столицей Хибин. Давняя песня, кстати, была использована и в фильме, причём с профессиональной аранжировкой; вошла в ленту, став её лейтмотивом, и другая визборовская песня, совсем новая — «Хибины», с яркой находкой-метафорой: «Здесь в варежке держит фонарик луны / Глухая полярная полночь» — и проникновенной концовкой, в которой словно выразила себя вся любовь поэта к Северу:

И если огонь на печальной золе
Погаснет, воскреснуть не смея,
Я сердцем прижмусь к этой мёрзлой земле
И, может, её отогрею.

Звуча на фоне северных пейзажей, «Хибины» проводят в фильме лирическую тему. Есть в картине и интересные инструментальные вариации на тему визборовских мелодий. Вообще весь музыкальный ряд вошёл в неё очень органично; Визбор и работавшие с ним музыканты попали, как говорится, в десятку.