Византийский двор

– Много ненависти я носил в себе, много лет, – тихо, но твердо сказал Юрка. – Аж задыхался в ней, в той ненависти. И себя ненавидел, что взял на себя чужую вину. И следователя ненавидел за то, что обманул, пообещав мне за «чистосердечное признание» малый срок. И мусоров ненавидел, которые били меня в камере, выколачивая «чистосердечное признание». А больше всех, Владя, тебя... 

Юрка недолго помолчал. Затем положил свою руку Владу на плечо:

– Но хорошо, что ты приехал. Хорошо, что не забыл ничего. Носил в себе вину много лет, значит, тоже страдал. И сын у тебя классный, я просто влюбился в него... Я тебя простил, простил, Владя, когда мы вместе к папе на могилу пошли... – Помолчал. – Жизнь короткая, очень короткая. С годами это лучше понимаешь. А людей близких очень мало, и чем дальше живешь, тем меньше их остается на Земле. Все мы друг другу нужны. Сегодня, видишь, тебе было плохо, ты к нам пришел. Завтра нам будет плохо, мы тебя попросим о помощи. Да, Сашок?   

Сашка, плотно сомкнув губы и нахмурившись, долго не отзывался:

– Ненавидеть, любить, прощать. Да-а... Нынче сложные пошли времена: у одних есть бабло, у других полезные связи и знакомства, у третьих еще что-то. А я так себе думаю: когда-то мы росли в одном дворе и у нас ничего не было – ни денег, ни связей. Мы просто дружили... – он приподнял голову и посмотрел куда-то вдаль. Вдруг криво улыбнулся и запел:

– Садись на змею,

Входи в колею,

В морях и пустынях...

– Ищи любо-овь сво-ою-у! – закричал Влад, накрыв плечи друзей руками и едва не запрыгивая на них.      

ххх   

Утро отъезда.

Влад сидел на кухне со свояком. Голова раскалывалась нестерпимо. Сколько же они втроем выдули вчера-то? И вот утром – расплата. Ему хотелось попросить у родственника аспирин, но было как-то стыдно.

– В котором часу ты пришел? Во  даешь. Я даже не слышал, как ты дверь открыл, – свояк бросил на Влада внимательный взгляд. – Хлебни пивка, полегчает. Предлагаю один раз.

– Нет, не надо. Я же не алкоголик, чтоб опохмеляться с утра.

За окном моросил дождик. Серо, пасмурно.

– Тогда терпи. Извини, что не могу тебя отвезти в аэропорт. Никак не получается. Работа. Sorry.

– It’s okay, – ответил Влад тоже по-английски. 

Уже дорожное настроение потихоньку овладевает им. Постепенно отступают силуэты Киева, его холмы и кручи над Днепром, купола церквей и старые парки.      

А откуда-то издалека медленно, словно призрак, надвигается, наплывает город Чикаго, с его небоскребами, с грохотом, полицией, банками...

А там – Галя, она наготовила им вкусной еды. Наверное, двадцать раз проверила онлайн, не задерживают ли рейс.

– Спасибо тебе, что помог моим друзьям с их рок-кафе. Чуть не забыл тебе рассказать… – Влад едва не хлопнул себя по лбу, но вовремя вспомнил про головную боль. – Их двоих пригласил к себе какой-то чинуша из райсовета, долго перед ними расшаркивался, называя их по имени-отчеству. И сказал, что все в порядке – кафешку никто трогать не будет. А если паны-бизнесмены согласны, то они могут получить хорошую денежную компенсацию и землю в аренду под другое кафе. У друзей моих от такого поворота – глаза на лоб. Хабаря в лапу, конечно, они ему всунули. Но понять не могут, что за чудо такое случилось. Я им тоже ничего не сказал о тебе.        

– Dura lex, sed lex, – произнес свояк на латыни. Когда-то в МГУ он изучал латынь, чем очень гордился, и не упускал возможности этими своими знаниями блеснуть. – Закон суров, но это закон. Не стоит благодарности. Когда имеешь связи в Кабмине, то многие проблемы решаются в долю секунды. Да и дело-то чепуховое.   

– Да, ты прав. Дело чепуховое...

Задумавшись, Влад посмотрел на своего родственника, сидящего в роскошном интерьере просторной кухни. Затем бросил взгляд в окно, где длинная аллея молодых деревьев вела к набережной.

Ему почему-то на миг стало грустно. Грустно, сам не знает, отчего. Оттого ли, что время уезжать. Или оттого, что жизнь слишком скоротечна, не ведает наших условных делений. Каждую минуту уходит куда-то, в таинственную Вечность, становясь то ли нашим прошлым, то ли будущим. И оно ждет нас где-то, зовет к себе, зовет...

…..........................................................................................................................................

Большой, черный чемодан, застегнутый на все молнии, лежит на полу в гостиной. К ручке чемодана привязаны две яркие «опознавательные» ленточки.    

Матвей, вытянув ноги, сидит на чемодане. Рассматривает небольшую свежую царапину на запястье правой руки, оставленную острым когтем кота на Андреевском спуске. 

– Что, сын, закончилось наше паломничество? Такси будет через десять минут, – войдя в комнату, Влад набрасывает на свои плечи плащ.    

Матвей, обрадовавшись, быстро поднимается. Поправляет на себе ветровку, несколько великоватую ему в плечах.

– Соскучился по маме? – спрашивает Влад.