Византийские исихастские тексты

«"Не скор будь», — говорит Соломон, — износить слово пред лицом Господним: ибо Бог на небе горе, ты же на земле долу»[1566]. Так он очень ясно и метко определяет, и уясняет, какое бывает «время молчания»[1567]. Ибо он говорит прямо: так как ты находишься долу на земле пред лицом Господа, сущего на небесах горе, и удостоился такой благодати, что, дольний, ты можешь мыслить и обозревать горнее[1568] и, устремляясь мысленно, стоять пред лицом Господа, «то не скор будь износить слово»[1569], ибо [это] «время молчания"[1570]. Не желай этого[1571], находясь духовно под влиянием истины, и единовидно, и боговидно. Ибо это и значит быть пред лицом Господа, когда многое, находящееся вокруг Бога, ум единовидно созерцает в простом и единственном устремлении к Богу. Итак, испытывая это и становясь пред лицом Господа, не спеши произносить слово, или в таком случае ты добровольно невежественным образом поспешишь низойти и спуститься. Или же объясняющие смысл этого речения могли бы выразиться и так. Человеческая природа была некогда неповрежденною и вследствие этого, по справедливости, была удалена от бедствий, близка к Богу, созерцала Бога и наслаждалась с веселием красотою лица Его в праотце Адаме, с удивлением [испытывая] невещественное, духовное, небесное, нетленное наслаждение. При этом и великая благодать была излита на душу первого человека, боговидный же ум его был окружаем многими познавательными созерцаниями и устремлениями к Богу, пока в раю, постижимом чувствами, он наслаждался духовным раем, так называемою блаженною жизнию, объединясь действительно в себе и Боге, пребывая в самом себе и, как подобает, в Боге, держась единовидного и истинно боговидного устроения, — и [это] вполне справедливо, так как он был создан «по образу Божию"[1572]. Но, говоря вкратце, повсюду[1573] вокруг нас были эти блага от Бога. Злому же демону, враждующему из-за нашего благого жребия и славы, уязвленному завистию, это было невыносимо. Из чего это видно? Много раз уже этот всегубитель оказывался обольстителем, преувеличивая предмет наших надежд благословными с виду советами, возбуждая пожелание более высокого обожения, нежели то, какое мы имели, и он был первый виновник порока, оклеветавший правоту заповеди Божией[1574]. Итак, с тех пор как мы бедственным образом испытали пагубу обмана, стали вдали от Бога и божественного наслаждения[1575], отпали жалким образом от единовидной умной духовной жизни и возможности созерцания лица Божия и славы, осиявающей нас при изменении от луча божественной красоты, — и мы оказались, к сожалению, разделенными и разодранными как бы на множество частей, находя, как не следовало, удовлетворение в различных видах и разнообразии жизни, так что вместо Единого триипостасного Божества мы чтим и многих богов, и притом отделенных расстояниями, следовательно, не богов на самом деле, а лукавых демонов, растлительных и враждебных; мы погубили истинное единое, единственную жизнь и строй ее и разодрались на множество различных частей, и наша умственная сила и напряжение, или, скорее, ближе сказать, устремление горе, исчезли не без причины, мы дошли до «глубины зла"[1576], вовсе неизмеримого, и неразумно предпочли мыслить низменное[1577], мы, образы Божии[1578], достойные вышней и небесной жизни. Но так как наше положение не бесповоротное и действительно не непреклонное, то вполне возможно, и притом по уважительным причинам, подобно тому как мы жалким образом поползнулись от той превеликой славы до самого низкого бесславия, так возвратиться снова, устремиться горе и снова увидеть всечестнейшее лицо Божие, конечно не в такой близости, как прежде, но в большем отдалении, и увидеть и ощутить и блеск красоты Его. Поэтому и божественнейший Моисей, и весь сонм пророков, сколько их ни есть, и предшественники их, например, Авраам и подобные ему [современники], даже очень ясно видели [это], насколько это было возможно, и вполне насладились светом красоты лица Божия; и при этом, пораженные неприступною славою Его, одни окаявали[1579] себя, другие считали и называли себя землею и пеплом[1580], третьи оказывались не в силах даже открыть уста свои от преизбытка славы Того, Кого они увидели. Тогда-то, конечно, они познавали «скудость речи» и «косность языка»[1581] своего и со славою испытывали и очень много некоторых других блаженных чувств[1582]. Поэтому, конечно, и боговещанный Давид, устремляясь к свету красоты лица Господня, в молитвенном вопле восклицает к Богу: «Когда приду и явлюсь лицу Бога моего?«[1583] — и где-то в другом месте, желая указать устроение души, в котором было усмотрено лицо Господа, он говорит: «Вселятся правые с лицом Твоим»[1584]. Разумно же указывая, какую силу доставляет душе созерцание лица Божия, он говорит: «Ты отвратил лицо Свое, и я смущен был»[1585]. Если же вслед за отвращением лица Божия случается смущение, то, конечно, последствием присутствия и взирания Его бывает духовный мир для души, дар самый великий — в такой степени, что за божественною любовию и радостью появляются действия Духа, должно ли называть их дарованиями или же плодами Его. И Давид показывает, что живущие свято и благочестиво ходят во свете лица Господня, говоря: «Господи, во свете лица Твоего пойдут и о имени Твоем возрадуются весь день»[1586], — разумеется тот духовный день, пока умное и неизреченное солнце рассеивает на внутреннего человека пречистые и животворящие лучи свои и чувство просвещается умом премирным. В это время всякая память души вземлется от земли и переносится на небо, и человек, просвещаясь и увеселяясь светлостию лица Господня, радуется, ликует[1587], поёт, как естественно, [хвалебные песни], веселится в восторге среди наслаждения и сердечного удовольствия, какое никто не может выразить. Поэтому он в другом месте молит Бога, говоря: «Не отврати лица Твоего от меня, и уподоблюсь нисходящим в ров»[1588]. Ибо причина мрака — отвращение лица Господня, обращение же — причина всякого умственного света, а потому, конечно, и духовной радости, как и о себе он говорит: «Знаменался на мне свет лица Твоего», и прибавляет: «Дал веселье в сердце моем»[1589]. Опять свидетельствуя о том, что после просвещения от лица Господня ему самому ниспослан дар божественной благодати, и о том, какие именно люди стоят пред лицем Господа и молятся Ему, Давид говорит, что это только умственно богатые из людей Божиих[1590]. Ибо, конечно, святых и людей Божиих много, но чтобы вообще всем созерцать лице Божие и проводить ангельскую жизнь, когда они еще теперь живут на земле, — до этого ещё далеко. Ибо это удел одних только тех, которые признают, что божеству должно служить с божественною мудростию и знанием и поклоняться «в истине и духе»[1591]. Такие именно и могут, по справедливости, называться богатыми из людей Божиих, будучи озарены тайнами многих созерцаний и имея своим «богатством глубину» великой божественной и духовной «мудрости и знания»[1592], которое, по Павлу, свойственно далеко не всем[1593]. Поэтому, как сказано, и говорит чудный Давид к Богу: «Лицу Твоему помолятся богатые из народа»[1594]. Именно по этой причине славный Соломон как исполненный более всех божественной мудрости[1595], зная это лучше всех, говорит, поучая весьма разумно: «Не скор будь износить слово пред лицом Господним, ибо Бог на небе горе, ты же на земле долу»[1596]. Когда по божественному дару ты стал бы пред лицом Господа в божественном и единовидном представлении себе, то есть когда созерцание ума взойдет горе, тогда «время молчания»[1597]. Итак, не спеши произносить слово, хотя бы даже одно, необдуманно увлекаясь обычаем беседовать, потому что тогда не «время говорить»[1598]. Ибо и ты, еще находясь на земле, становишься богом, ангелоподражательно созерцая лицо Бога небесного. Ибо и «ангелы, — как сказал Спаситель, — всегда видят лицо нашего небесного Отца»[1599]. Поэтому также, когда слышишь, как в другом месте говорит Соломон: «Свет праведным всегда»[1600], — то ты, соображая, прими к сведению, что они его естественно ощущают от светолития лица Господня, видя ангеловидно по божественной благодати непрестанно лицо Господа, из которого, как из источника, изливается свет. Ибо человек становится и бывает на земле тем же ангелом, чтобы не сказать богом. Без сомнения, ты возвращаешься к дару, соответствующему представлению о благодати Господней, становясь на земле низу — тем, что есть Бог горе, что достойно удивления. При этом ты не проникаешь в это чудо разумом, не переходишь его даже при помощи мысли и не движешь собственное суждение, как бы разделяясь умственно, но устремляешься единовидно, и наподобие Бога взираешь безочесно и неподвижно простым и единственным взглядом, и сверх того наслаждаешься самым ясным и неприступным светом, исходящим от лица Господня. Вот это, следовательно, высшее устроение ума к Богу, достойное соревнования для благоразумных, можно сказать цвет умственной чистоты, желательное единство веры[1601], совершаемое в общении с Духом, славный плод божественной и боготворящей мудрости, основа духовного мира, обиталище невообразимой радости, дверь любви Божией, отрасль просвещения, причина источания из сердца неистощимых вод Духа, истинно питание и наслаждение души прообразовательною манною; увеличение и преобразование души; начало божественных и невыразимых таинств и откровений, заключение из единой и первой истины, уничтожение каких бы то ни было помыслов, прекращение всех помышлений, господство над мышлением, исходная причина изумления, превысшее ума преобразование и изменение ума в простое, безграничное, беспредельное с какой бы то ни было стороны, необъятное, безвидное и безoбразное, бескачественное, неразнообразное, бесколичественное, неосязательное и премирное и всецело новое устроение — в боговидное. Итак, ставши в такое устроение и обоживаемый как-либо по человеколюбию благодати, не спеши же каким бы то ни было образом по неведению произносить даже и одно слово пред лицом Господа[1602], потому что Ему единая и простая слава будет во веки.