Люська только хмыкнула. Она просто рвалась вырасти, чтобы пойти к косилке на танцы, но это ей никак не удавалось. Тринадцати, которые у нее были, и то не дашь. А глаз на нее прохожие уже клали, и она по этой части соображала что-то, хотя и неизвестно, что.
- Ну, гуляки-именинники, как дела? Мать готовится? А вы меня ждали? И правильно!
Это было очень удобное для Олега и Люськи семейное соображение Немцев: во все семейные праздники считались именинниками дети. Отец нагнулся, порылся в сумке, вынул коробку и протянул дочери. Люська молча взяла и отошла в сторону. Вдруг щеки ее вспыхнули: она вынула новенькие коричневые туфли на каблучке.
- А мне?- вежливо спросил Олег.
Он давно заметил свой подарок, но ждал.
- Тебе вот,- отец указал на складную удочку.- И еще...
Олег бросил велосипед и схватил удилище. А когда повернулся, отец протягивал ему пакет. Олег тут же разорвал его. Там был набор поплавков, крючков, блесен.
- Во-о-о!- заорал Олег так, что Зорька шарахнулась в сторону и заблеяла.
Перестав блеять, она испуганно глазела на людей. Люська присела на траву, вынула из коробки новенькие коричневые туфли на каблуке и сразу надела на грязные босые ноги. Она тут же прогулялась в туфлях перед отцом.
- Ну и походка! Ты же девочка из хорошей семьи. Спроси у мамы, как вертеть...
Он не договорил, чем.
Олег пересчитывал крючки и блесны.
- А мне-е-ее,- сказала Зорька, перестав жевать траву.
Никто не обратил на нее внимания. Олег, усевшись на велосипед, поехал впереди, держа в одной руке удилище. Перед ним бежала длинная тень. Тень подпрыгивала на буграх, металась, будто стремилась оторваться от велосипеда и умчаться вдаль.
Сестра сняла туфли, чтобы их не пачкать, обтерла с них рукой пыль и брела босиком сзади, не отрывая взгляда от туфель. Она обдумывала, как бы надеть вечером туфли незаметно, чтобы не догадалась мать.
Мать уже бежала им навстречу. Распахнутая калитка, кусты сирени в палисаднике, крынки, просыхающие на заборе, и лицо матери, радостное и возбужденное,- все багровело в лучах заходящего солнца. Солнце висело совсем низко над оврагом, тяжелое, готовое вот-вот придавить, подмять под себя луг, деревню, кусты сирени, всех людей и даже козу Зорьку. Никогда такого тяжелого заката Олег не видел - ни до, ни даже потом, когда стал взрослым и навидался всякого.
Пока мать суетилась с ужином, отец не торопясь разжигал во дворе, возле террасы, самовар. Самоваров бок горел на солнце, будто вот-вот расплавится. Олег мотался вокруг отца на велосипеде.
- Не мешай отцу, Оля!- кричала мать с террасы.
- Он не Оля, он - Олег, мы же договорились!- возражал отец, кашляя от дыма.- Надо все же было назвать его Францем, в честь Шуберта.
- Этого только не хватало, чтобы еще больше дразнили. Мало ему быть Немцем.
- Зато ты не звала бы его Олей!
Отец не любил, когда мать звала сына женским именем. А она привыкла.
Смеркалось. Олег не хотел слезать с велосипеда, даже когда все уселись на террасе за стол. Чего спешить, если после ужина мать отправит спать? Но отец встал и привел сына за руку.
Они сидели в сумерках, не зажигая света, чтобы не налетели комары. Отец шутил, смеялся, стараясь подбодрить набегавшуюся за день мать. Из оврага выплывал и стлался по земле белесый туман. Он обволок крыльцо, хотел забраться на террасу, видно, не рискнул. Стало прохладно. Мотылек прилетел к теплу и сел на самовар. Но не удержался, ноги у него подкосились, и он упал в трубу на догорающие угли.
- Как скрипуля?- вдруг строго спросил отец.
- Знаешь, совсем обленился,- мать смотрела на Олега.- Играет вместо четырех часов от силы два. Хоть веревкой его привязывай.
Чтобы не заострять конфликт, Олег решил промолчать. Позапрошлой осенью его стали водить в музыкальную школу, и учительница велела летом тоже играть на скрипке каждый день. Принудиловку и взрослым-то тяжко терпеть, а Олег от нее прямо-таки страдал.
- Прокрутишь способности педалями,- ворчала мать,- а еще мальчик из хорошей семьи.
- Ладно уж, завтра у нас праздник, сказал Немец-старший.- С понедельника сын начнет играть по-серьезному. Верно? Всегда лучше начинать с понедельника.
Логика была сомнительная, но сегодня выгодная, и Олег охотно согласился. До понедельника было впереди целое воскресенье.
- Быстрей! Ешьте быстрей!- поторапливала мать.- Вы у меня сегодня загуляли. А вставать рано: гости приедут.
Она соскучилась по отцу. Но и Олег тоже по нему соскучился, не хотел уходить спать. Одна Люська тайком поглядывала на лавку, где стояли ее новые туфли, и соображения теснились в ее головке, увитой черными колечками, которые она то и дело наматывала на пальцы. Запах сирени ее будоражил что ли? За стеной тяжело вздыхала, ворочаясь на топчане, хозяйка тетя Паша. В сарае, неподалеку от избы, обиженно жаловалась Зорька.
- Мм-мне-еее!- уныло повторяла она.