В 1879 г. шестнадцатилетний Нарендранатх Датта поступает в колледж. Наступают студенческие годы — годы сомнений, поисков, надежд. Нарендранатх много читает, в особенности по любимым предметам: литературе, истории, философии. Среди прочитанных книг — произведения Канта и Шопенгауэра (впоследствии Вивекананда будет неоднократно ссылаться на них — ему будет импонировать сопоставление идей веданты и Канта, произведенное учеником Шопенгауэра — Дейссеном). Но наибольший интерес вызывают у него в этот период работы английских позитивистов (Милля, Спенсера), а также их предшественника Юма. Правда, Вивекананда никогда не станет безоговорочным сторонником идей этой философской школы; более того, в зрелые годы он сделает позитивистские и утилитаристские идеи одной из главных мишеней своей критики.
Но пока — он сомневается в наличии всеблагого бога (вслед за Видьясагаром!), однако, не будучи в силах ни окончательно отказаться от этой идеи, ни принять ее, ищет убежище в философском агностицизме (см. 62, 77). Его неприятие религиозной ортодоксии сказывается и в присоединении к брахмоистскому движению. Нарендранатх вступает в самый радикальный из «брахмо самаджей» — «Садхарана брахмо самадж» (в списках членов общества его имя значится еще и в 90-е гг.!). Впрочем, одобряя программу реформ, предложенную самаджем, он мечтает о большем. Как вспоминает один из его друзей этих лет, Бражендранатх Сил, молодой Нарендра считает своим «евангелием» идеалы Великой французской революции (см. там же, 78). Не случайно любимой книгой Нарендранатха на многие годы становится томик Карлейля, содержащий мастерски написанную хронику этой революции (61,
Впервые Вивекананда услышал о нем в колледже. Одним из предметов увлечений Нарендранатха была английская поэзия: Уордсворг, Теннисон, Шелли. Читая написанные в романтическом духе предисловия Уордсворта к сборникам его стихов, Нарендранатх наталкивается на места, в которых говорится о таинственной связи всего существующего, о единстве поэта и мира, о возвышенном чувстве слияния с мировым бытием в минуты вдохновения. Он просит преподавателя прокомментировать соответствующие места, тот отвечает, что лучше всего это смог бы сделать такой человек, как Рамакришна (см. 61,
Ответ звучит удивительно, даже парадоксально, ибо Рамакришна в высшей степени далек от колледжа, ученых диспутов и тем более — от английской литературы. Это всего лишь полуграмотный жрец при храме богини Кали в Дакшинешваре — в окрестностях Калькутты. Но жрец необычный: к началу 80-х гг. вокруг него складывается группа почитателей, состоящая большей частью из хорошо образованных и талантливых юношей, имевших, казалось бы, все основания для того, чтобы стать составной частью той англо-индийской прослойки, за которую так ратовал Маколей… По словам Ауробиндо Гхоша, «когда цвет образованной молодежи Калькутты склонился к ногам индийского аскета, была выиграна битва» (цит. по: 95, 13) — битва между европоцентристски ориентированными духовными влияниями и противостоящими им религиозно-националистическими тенденциями.
Впоследствии ученики Рамакришны сделают его имя известным всему миру, появится множество его биографий, будут расцвечены самыми яркими красками мельчайшие детали его жизни. Так сложится удивительно красивая, впечатляющая, похожая на «волшебную сказку» (см. 33, 7) история. В небольшой бенгальской деревушке Камарпукур, расположенной в глубоком захолустье, среди рисовых полей, пальм и манговых рощ, в убогой хижине деревенского брахмана Кхудирама Чаттерджи родился 18 февраля 1836 г. сын — Гададхар. Рождение сопровождалось разного рода «чудесными» видениями, снами и «знамениями» (одно из них состояло в том, что новорожденный упал в золу, находящуюся близ печи, — событие, которое было истолковано как знак того, что его призвание быть аскетом). Мальчик оказался чрезвычайно впечатлительным, чувствительным к красоте, эмоциональным. Однажды, увидев стаю ослепительно белых журавлей на фоне голубого летнего неба, он впал в экстаз. После этого его все чаще — и по самым различным поводам — охватывали волны восторженности, эмоционального подъема, неизменно завершающиеся экстатическими состояниями. Это случалось во время прогулок по окрестным деревням, посещения храмов и священных мест, театральных представлений.