— А что я могу сделать. — Пожал плечами лейтенант.
— Это очень важно!
— Он уехал.
— Верните его!
С каждой новой фразой голос старика становился громче и неприятнее.
Лейтенант демонстративно снял трубку молчащего телефона, и отвернулся. Ипполит Игнатьевич еще раз требовательно поработал тростью по стеклу. Дежурный гневно встал.
— Вы что там, гражданин, сдурели?!
Открылась дверь, и вошли двое милиционеров, можно было подумать, что на звук начинающегося скандала, но скорей всего — совпадение. Они похлопывали своими дубинками по своим левым ладоням, как будто работая на холостом ходу, в ожидании настоящего дела. Милиционеры присматривались. Старик был одет хоть и скромно, но прилично, вроде бы немедленно применять к нему «демократизаторы» было неловко.
Дежурный вылетел из-за своей стенки.
— Ты че буянишь, дед?
— Чего ему надо? — Спросил один из милиционеров, и посмотрел в мою сторону, как будто прикидывая, не нужно ли и мне того же, что «деду».
— Рудакова требует. — Пояснил дежурный.
Ипполит Игнатьевич истово кивнул.
— Приведите его. Иначе сами будете виноваты. Я этого не хотел! — Старик почти взвизгнул под конец фразы.
Милиционеры посмотрели на дежурного.
— А где Рудаков?
— Да уехал только что. Приходите гражданин попозже. Вечером.
— Я из Москвы, и ждать нельзя. Может быть, ему вообще уже нельзя за руль садиться!
— Чего он несет? — переглянулись милиционеры, — больной?
— Мешаете, гражданин. — Дежурный рванулся к зазвонившему на рабочем месте телефону.
— Я вас очень прошу, — обратился старик к сержантам с черными палками. Те поморщились. Ситуация была дурацкая.
Открылась дверь с улицы, и вошел майор, он вел за руку Майку и снисходительно улыбался. Нет, скорее, это она его вела за руку. Черт, я не отследил тот момент, когда она выскользнула из дежурки. Инициативный, но дискомфортный ребенок.
— В чем дело? — Вальяжно поинтересовался майор. Все тихо обрадовались его появлению, особенно дежурный. При появлении погон с большими звездами, у нас обычно обстановка нормализуется. Не на этот раз.
— Вы ведь Рудаков?
— Да. — Майор перестал улыбаться.
Ипполит Игнатьевич судорожно вздохнул, потом медленно, сдерживая свое падение упертой в пол тростью, рухнул на колени перед чином.
— Умоляю вас, умоляю!
Майор отнял свою большую, добрую руку у девочки и раздумывающе накрыл ею подбородок.
— В чем дело? — Спросил он еще раз, но уже как власть, способная не только мирно поддерживать порядок, но и карать.
Из глаз Ипполита Игнатьевича потекли слезы, причем с разной скоростью.
— Умоляю вас, сядьте в тюрьму товарищ майор Рудаков!
— А-а. — Мощно поморщился офицер и отступил на полшага. Он понял, с кем имеет дело. И я сразу же вслед за этим сообразил, что происходит.
— Уберите его отсюда. — Обратился ко мне Рудаков, мгновенно определив, что я имею прямое отношение к этой ситуации. Было понятно, что лучше последовать этому полуприказу полусовету. Я наклонился, пытаясь взять старика под локоть, но он резко и больно ударил меня своей тростью.
— Товарищ майор Рудаков. Сдайтесь в тюрьму и скорее в суд, вам дадут три года или пять, а то будет хуже, я и этого не хочу. Я хочу, чтобы справедливо. Вы ведь без умысла, вы ведь по пьянству, а Анну Ивановну все равно уж не вернешь.
Очевидно подчиняясь не замеченному мною сигналу майора, милиционеры технично подхватили старика, и повлекли вон с дежурной территории. Он не сопротивлялся, только все время вещал слабеющим голосом:
— Я не виноват, я не виноват, вы все свидетели — и милиция и вы Женя, и ты девочка тоже запомни, что я не хотел ему зла, товарищу майору.
Рудаков повернулся ко мне.
— Отвезите его куда-нибудь в больницу что ли. И не надо, чтобы он больше сюда приезжал. Как бы с ним самим чего не случилось. — Майор спохватился. — Я имею в виду сердце.
— Понимаю.
Ипполита Игнатьевича удалили из помещения. Майка побежала за ним.
Майор вздохнул. Снял фуражку, надел фуражку. Начал говорить. С некоторым усилием:
— Следствием установлено точно — вина пешехода. А пить мне вообще нельзя — диабет. И нервы на пределе. Напарника моего, с которым мы тогда были в машине… Он вчера вечером, с балкона упал. Семь переломов.
— По своей вине? — спросил я по инерции и понял, что данном контексте это плохой вопрос.
— Идите, — сухо сказал майор.
Всю обратную дорогу Ипполит Игнатьевич сидел на заднем сиденье и тихо бредил, обращаясь в основном к Майке, видимо как к представителю подрастающего поколения, которое будет лучше нас, поколения людей зрелых и пожилых, и будет более справедливым и честным, и не станет ломиться в метро не заплатив за проезд.