Viva la Post Mortem или Слава Послесмертью (СИ)

Любой человек может попытаться сдвинуть гору, но у него не выйдет ничего. Гору можно бить, и, если ты окажешься достаточно настойчив, ты сумеешь отколоть от неё куски. Но большинству не хватит упорства. Океан, тем временем, мягок. Каждый способен зачерпнуть воды в ладошки. Каждый может толкнуть волну. Однако, податливый в малом, мягкий, принимающий в свои объятия океан, всё равно, остаётся, по большому счёту, недвижим. Никто не сумеет переместить, например, Северный Ледовитый на место Индийского.

Даркен с сестричкой, тем временем, динамичны. Они всё время куда-то движутся. И вновь — брат похож на камень, запущенный из требушета. Несётся вперёд, не считаясь с препятствиями, разрушая и подминая всё, что встречает на своём пути. Безопасней не быть преградой снаряду, не пытаться стоять на своём, а сделать шаг в сторону и вернуться обратно, когда опасность минует. Проще позволить ему поверить, что он победил в споре, нежели продолжать дискуссию.

Слечна Маллой же — именно что ручей. Находящийся в постоянном движении, изыскивающий малейшую щель в горной породе, чтобы затем расширить её и обратить в часть своего русла. Она зависима от своих желаний, как и истинный ручей от притяжения земли, однако никакая преграда не изменит конечной цели, а лишь повлияет на подход.

Потому у всех женщин в семье ректора глаза цвета водной глади, а у мужчин — серые, подобно камню.

— Я никоим образом не хочу вас оскорбить, — покачала головой безродная после некоторых размышлений. — Но я привыкла сама заботиться о себе. Я люблю тишину, покой и одиночество. Лишь наедине с самими собой мы можем быть теми, кем являемся на самом деле. Сбросить маски, от долгого ношения прирастающие к лицу. Иногда даже отодрать их с кожей и ощутить прикосновение приятной успокоительной прохлады к неприкрытым нервным окончаниям. Пока вы рядом, я, даже полностью обнажившись, буду облачена в фальшивую личину.

— Многие люди боятся оставаться наедине с собой, — подхватила нить беседы юная хозяйка. — Когда вокруг нет никого, понимаешь, что все те пугающие речи, беспокоящие твой разум, принадлежат лишь тебе самому. Пока рядом есть хоть кто-то, всегда можно представить, что можешь сбежать от того уродливого чудовища, что постоянно воет рядом. Голоса других людей могут заглушить кошмарные потусторонние рыдания, но как только они замолкают, понимаешь, что тебе не скрыться. Этот монстр и есть ты. Я восхищаюсь вами. Не бояться себя самой может человек либо очень смелый, либо святой.

Броня бросила взгляд на дверь и решила, на всякий случай, переодеться за ширмой, скромно стоящей у стены. Однако, едва она поднялась с места и потянулась за подготовленными заранее маечкой и шортиками, как поверх её руки легла ладонь слечны Маллой.

— Не смейте! Я не позволю! — поспешно выпалил голубоглазый ручеёк, неведомым демиургом заточённый в теле юной девы. — Уж простите, но мне достаточно брата с этой его тягой к безликой современности хватает. Такой прекрасный бриллиант, как вы, попросту обязан получить достойное обрамление!

— Я просто… — начала-было синеглазка, но вовремя прикусила язык. Какое ещё “я просто”? Очевидно же, то, что сейчас происходило, — это процесс ресоциализации под условия нового общества. Общества, имевшего определённые стандарты и ожидания. И безродная, как никто другой, обязана им следовать. — Пожалуй, вы правы. Мне стоит… надеть что-то из того, что принесли горничные?

Да, с хозяйками ведь прибыли и служанки. В тот момент Броня не разглядела, чем именно была нагружена прислуга, но сейчас могла понять. Это одежда. Причём, в нескольких вариантах: как довольно пышное, но лёгкое платье с открытыми плечами, так и очень женственная ночная рубашка на случай, если гостье захочется сразу завалиться спать. В чистоте нижнего и постельного белья сомневаться не приходилось: у таких богатых людей всегда имелось множество вещей, которые никогда никто не использовал. Сомневающиеся могли бы обратить внимание на неповредённую упаковку.

— Да, именно! Я так понимаю, вы уже готовились ко сну? — в руках хозяйки тут же оказалась освобождённая от хрустящего целлофанового плена голубенькая ночнушка. Лёгкая, невесомая. Шёлковая. Одеяние такого рода, что, формально, будучи длинной и непрозрачной, открывала, пожалуй, чуть больше, чем могло бы хотеться хозяйке.

— Да… но я поняла, что это было неосмотрительно. С родителями мне удалось обменяться всего парой реплик по прибытии в усадьбу. Да и видели они меня отнюдь не в добром здравии. Семью Илеги тоже стоило бы посетить… — гостья перевела взгляд на платье. Голубое. Как же много тут было голубого. Похоже хозяйки считали, что Броня будет наиболее выигрышно смотреться в облачении именно этого цвета. — Думаю, с этим я не справлюсь в одиночку, даже если подключу поводок. Не поможете?

— С удовольствием! — обрадовалась та. Непонятно чему. То ли возможности проявить себя, то ли победе в кратком споре. — Ваши родители будут просто в восторге, когда вас увидят. И, думаю, родители слечны Шайс тоже.