Витте

В Тифлисе Фадеевы и Витте жили в одном большом доме. Сережа Витте, его братья и сестры воспитывались в духе приверженности традиционным российским устоям, то есть самодержавию, православию и народности. Навсегда запомнилось С. Ю. Витте то искреннее горе, которое охватило его близких — «все они навзрыд рыдали» — при известии о смерти императора Николая I: «…Так рыдать можно было, только потеряв чрезвычайно близкого человека. Вообще, вся моя семья была в высокой степени монархической семьей, и эта сторона характера осталась и у меня по наследству»¹⁰. С православием несколько сложнее.

О детских впечатлениях от религиозных церемоний С. Ю. Витте ничего не сообщает в мемуарах. Впоследствии его считали религиозным человеком. По-видимому, так оно и было. В его религиозности было много живого искреннего чувства и ни тени ханжества или лицемерия. Мистики в ней тоже не было. Религиозная мистика, как и вообще мистика, оставляла его равнодушным. К вере примешивался и некоторый расчет — С. Ю. Витте хорошо понимал значение церкви в истории государства Российского, потому-то и подчеркивал постоянно свою приверженность православию. Отличался религиозностью и его дядя, Р. А. Фадеев, который любил беседы на религиозно-философские темы и часто затевал их в гостиной родительского дома.

В «Воспоминаниях» С. Ю. Витте упоминает о том громадном влиянии, которое оказал дядя на его образование и «умственную психологию». С подачи Р. А. Фадеева С. Ю. Витте еще в молодые годы познакомился с богословскими трудами славянофила А. С. Хомякова. Они произвели на него большое впечатление¹¹. И не только на него — очень многие в XIX и XX веках ценили и любили богословские сочинения А. С. Хомякова. Ф. Г. Тернер на склоне лет писал: «Не помню, по какому случаю или по чьей рекомендации я взялся за чтение религиозных статей Хомякова (2-я часть его сочинений), но, принявшись за это чтение, я уже не мог оторваться от него; оно как бы озарило меня новым светом, раскрыв предо мною всю истину, всю глубину, всю прелесть вселенского православия»¹².

Известный мыслитель Н. А. Бердяев, знаток религиозной философии, называл А. С. Хомякова «гениальным богословом». Труды А. С. Хомякова с богословской тематикой, во-первых, были оригинальны и, во-вторых, пропитаны рационалистическим духом. Последнее не всем нравилось: один из критиков упрекал А. С. Хомякова за преувеличение зависимости того или иного проявления христианства от национальных особенностей народов, в то время как официальная богословская традиция утверждала, что царство Христа не от мира сего и что национальная сила есть низшая сила по сравнению с христианством¹³.

Двоюродной сестрой С. Ю. Витте по матери была знаменитая «теофизитка, или спиритка» Е. П. Блаватская, которая устраивала в их доме популярные спиритические сеансы. По вечерам у Фадеевых собирались сливки тифлисского общества и занимались «…верчением столов, спиритическим писанием духов, стучанием столов и прочими фокусами». Супруги Фадеевы, Юлий Федорович Витте, а вслед за ними и Сережа такие занятия не одобряли: «Хотя я был тогда совсем еще мальчик, но уже относился ко всем фокусам Блавацкой довольно критически, сознавая, что в них есть какое-то шарлатанство, хотя оно и было делаемо весьма искусно: так, например, раз при мне по желанию одного из присутствующих в другой комнате начало играть фортепиано, совсем закрытое, и никто в это время у фортепиано не стоял»¹⁴.

Еще сложнее с третьей составляющей уваровской «триады» — народностью. Как известно, на Кавказе существовало крепостное право. Но между ним и его российской разновидностью имелась большая разница, подмеченная наблюдательным Александром Дюма: если в России барин мог хлестнуть простолюдина плетью по спине безнаказанно, то на Кавказе ответом становился удар кинжала¹⁵.

На жительство в Тифлис Фадеевы-Витте перебрались вместе с огромной дворней, в основном привезенной из России (Фадеевы были помещиками Пензенской губернии). Как вспоминал С. Ю. Витте, в их большом доме постоянно проживало до 80 человек прислуги. Тогда дворяне мало заботились о собственном комфорте, а об удобствах прислуги еще меньше. Каждый слуга помещался на жительство там, где он работал: кучер жил и спал на конюшне, вместе с лошадьми, повар — на кухне. Дядьки и мамки дни и ночи проводили вместе с детьми, а те слишком рано прикасались к изнанке жизни. На глазах Сережи Витте, его братьев и сестер разыгрывались безобразные сцены: мужья няни и кормилицы пили горькую; дядька, отставной солдат, не только пьянствовал, но еще и развратничал на детских глазах, хотя ему перевалило за 60 лет. Одна из гувернанток, не ограничиваясь дворовыми мужчинами, соблазнила старшего из братьев, Александра. Нельзя исключать того, что детские впечатления от общения с дворней удержали С. Ю. Витте от того умилительного отношения к простому народу, которое было характерно для разночинной и отчасти дворянской интеллигенции России 60–70-х годов XIX века.