О заседаниях кабинета графа С. Ю. Витте военный министр вспоминал как о непрерывном кошмаре: «Бесконечные, до поздней ночи, препирательства и повышенный тон дебатов делали для меня эти заседания наказанием…»51
Особенно часто граф срывался на П. Н. Дурново и князе А. Д. Оболенском. Последний, не говоря уже о постоянных опозданиях, имел обыкновение говорить чрезвычайно расплывчато, чего С. Ю. Витте совершенно не переносил, делая своему приятелю публичные замечания такого рода: «Если Вам угодно говорить, то приходите вовремя, а теперь пришли поздно, не знаете, о чем говорили, и болтаете теперь без умолку, и совсем не к делу. Коли опоздали, так сидите и молчите, а не мешайте нам дело делать»52.
По замечанию графа И. И. Толстого (так же считал и А. Ф. Кони), «…Витте не обладал красноречием и выражался иногда даже грамматически неправильно, перевирая выражения, ища их и не находя, путая иногда слова, но речь его была всегда энергичная, убежденная и действовала поэтому замечательно сильно на слушателей»53.
Из всех коллег С: Ю. Витте лишь В. И. Тимирязев не поддавался на его резкости, решительно и спокойно возражая премьеру. Отставка Тимирязева вызвала у Витте смешанные чувства: с одной стороны, он ценил его ум и опыт, но с другой — нравственные качества министра торговли и промышленности были таковы, что работать с ним в сложной обстановке было совершенно невозможно. И. И. Толстой думал, что Тимирязев ушел от Витте, спасая свою либеральную репутацию: «…Он увидал, что непопулярность Витте и всей его политики окончательно установилась, и не признавал никакой ни этической, ни практической причины жертвовать собою ради безнадежно осужденного дела»54.
После ухода из кабинета В. И. Тимирязев, как выразился С. Ю. Витте, «пал на банковые подушки, заранее себе подготовленные»55. Он возглавил совет Русского для внешней торговли банка, одного из самых солидных кредитных учреждений империи. Повстречав В. И. Тимирязева в конце сентября 1906 года, граф И. И. Толстой был слегка шокирован его благополучным внешним видом: котиковое пальто, бриллиантовая булавка в галстуке и великолепный экипаж56.
В начале своего премьерства С. Ю. Витте не стремился наращивать карательно-репрессивные действия против революционного движения. Со стороны его поведение выглядело так, как будто он умышленно позволял революции разрастаться. «Его сиятельство, соправитель России, скоро будет президентом», — ехидничали недоброжелатели премьера. «Злобные, глупые скоты», — в сердцах обозвал их С. Ю. Витте. Либералы и умеренные консерваторы всех мастей считали, что в роли председателя правительства, который не пользовался к тому же полным доверием у императора, он растерялся и не сумел взять верный тон в действиях. H. H. Покровский, чиновник Министерства финансов и Комитета министров, хорошо осведомленный и при этом бесспорно умный человек, много лет спустя писал: «Революции был нанесен ущерб, войска, в громадной своей массе, оставались непоколебленными, а при этих условиях не было оснований играть двойную роль. Эта роль, как рассказывают, довела почти до того, что неизвестно было, кто кого арестует: Витте — Хрусталева или Хрусталев — Витте»57.
Русский человек, как гласит популярная пословица, задним умом силен и крепок. К тому же пережитые страхи имеют свойство быстро забываться. Сам Витте, уже будучи в отставке, разговоров на эту тему не любил и раздражался, когда при нем их заводили. Ему случалось паниковать, испытывать чувство страха и растерянности — бесстрашных в абсолютном значении этого слова людей не бывает. Но в труднейшие для самодержавия осенне-зимние месяцы 1905 года он действовал решительно и последовательно. Случались, разумеется, и досадные промашки, которые затем на все лады муссировались враждебной премьеру печатью. Вот одна из них.
26 октября в Кронштадте случилось восстание моряков и солдат, быстро и с малой кровью подавленное верными правительству воинскими частями. Министры внутренних дел и юстиции решили предать несколько сотен участников восстания военному суду. От него следовало ожидать вынесения многочисленных приговоров к расстрелу и повешению, чем, собственно, славились тогдашние военные суды. Через два дня, 28 октября, все 10 губерний Привислянского края (так называлась тогда Польша) были объявлены на военном положении. В знак протеста Петербургский совет рабочих депутатов объявил 1 ноября всеобщую политическую забастовку под лозунгами «Долой смертную казнь!», «Долой военно-полевые суды!», «Долой военное положение в царстве Польском и во всей России!».