Прелюдией к не оконченной еще драме Леггета было его увольнение из флота за дуэль. Во время военно-морского трибунала он оскорбил своего командира целым каскадом цитат из Шекспира. После этого ему пришлось брать Нью-Йорк штурмом. Провалившись на сцене, он наделал много шума книгой под названием «Ружье», затем попытался издавать собственный журнал «Критик», но успеха не имел. Теперь он редактор «Ивнинг пост» и пользуется большим авторитетом в городе. Его пера, не говоря уже о дуэлянтских пистолетах, или, точнее, малайской трости, которой он однажды отделал редактора конкурирующего издания, побаиваются все. Но, увы, он явно идет к гибели: некогда могучее тело подорвано сперва желтой лихорадкой во время службы на флоте, затем чахоткой.
Когда мне было семнадцать, я боготворил Леггета. Теперь он мне немного надоел. Да и себе самому тоже. Однако я продолжаю бывать у него, а он по-прежнему поощряет меня и мне надоедает. Он знает, что я не в ладах с юриспруденцией, что я стремлюсь освободиться, заняться литературным трудом. Увы, хорошо платят только политическим обозревателям, а меня не интересует политика (хотя до недавнего времени она не занимала и Леггета). Я мечтаю о карьере Вашингтона Ирвинга, пишу мелочи, печатаюсь время от времени, но мне почти никогда ничего не платят. И вот в прошлом месяце Леггет предложил мне при случае написать что-нибудь для «Ивнинг пост». Он добавил: «Тебе стоит использовать свою близость к Аарону Бэрру».
«В каком смысле?»
Но Леггет не сказал ничего, кроме: «Делай заметки. Записывай все. Изучи его пороки…»
Рассказ о свадьбе полковника Бэрра, на мой взгляд, как раз то, что нужно Леггету. Выходит, я ошибался.
— Хорошо, Чарли, я покажу это мистеру Брайанту. Пусть сам решает. Я против.
Леггет скрылся в соседней комнате. Я слышал приглушенные голоса. Но вот он вернулся, затворил за собой дверь.
— Твоя проза удостоится полного внимания мистера Брайанта.
— Спасибо, спасибо. — Я попытался воспроизвести язвительную интонацию полковника Бэрра.
Леггет положил ноги на стол, бесцеремонно сдвинув бумаги и книги. Грязным носовым платком он начал вытирать чернила со среднего пальца правой руки.
— Чарли, ты все еще ведешь беспутную жизнь?
— Я изучаю право.
— Хороший ответ. Я тебя здорово вышколил. — Он усмехнулся, потом долго и мучительно кашлял в перепачканный чернилами платок, и я отвернулся, чтобы не видеть то, что должно было, видимо, появиться, — яркую артериальную кровь.
Кашель прекратился, красивое изможденное лицо посерело и покрылось капельками пота; Леггет заговорил тихим, усталым голосом:
— Разумеется, я имел в виду заведение мадам Таунсенд.
— Раз в неделю. Не чаще. С мальчишеством покончено.
— Чтоб силы все растратить и одиноким умереть! — В глазах его сверкнул блеск. — Расскажи мне о новеньких подопечных мадам Таунсенд.
— Три очень молоденькие ирландки, только-только появились, совсем свеженькие…
— Хватит! Я женатый человек, Чарли. С меня довольно.
— Зачем тогда спрашивать?
— Я должен заткнуть уши, как Одиссей. Не пой мне больше песен моей юности, сирена! Довольно с меня ирландских прелестей…
В кабинет вошел мистер Брайант. Хрупкий человек с тонкими губами и баками; на вид ему лет сорок, за типичной сдержанностью выходца из Новой Англии не сразу заметишь, какое удовлетворение ему доставляет репутация первого поэта Америки (Леггет склонен считать себя поэтом номер два, особенно в присутствии Фицгрина Халлека [17]). Однако при мне мистер Брайант никогда еще не спускался до такой тривиальной темы, как поэзия. При мне он всего лишь заместитель редактора «Ивнинг пост», по уши погруженный только в политику. Кстати, он, вероятно, единственный человек в Нью-Йорке, который все еще пишет гусиным пером. Даже полковник Бэрр предпочитает традиционному перу современную сталь.
— Чрезвычайно интересно, мистер Скайлер. — Я вскочил на ноги. Судя по тому, что Брайант не предложил мне сесть, интервью предполагалось короткое. — Разумеется, мы отметим… счастливое событие. Мы же
— Видишь? — Леггет наслаждался моим провалом.
Я был вне себя.
— Меня, очевидно, ввели в заблуждение. Я думал, что вас интересует полковник Бэрр.
— Вероятно, мистера Леггета он интересует больше, чем меня. — Редакторы неприязненно взглянули друг на друга.
Но я упорствовал.
— По предложению мистера Леггета я описал свадьбу, которая, согласитесь, не лишена интереса.
Брайант взял примирительный тон.
— Согласен, полковник Бэрр — один из самых интересных людей в этом городе, в Соединенных Штатах…
— Если бы только Чарли сумел вызвать его на откровенный разговор о его жизни, связях, особенно нынешних.
— Ну, насчет откровенности полковника я сомневаюсь. — Брайант придерживался общепринятого мнения о полковнике.
Однако у Леггета было что-то еще на уме.
— Как тебе известно, Чарли, мы поддерживаем президента Джексона. Вице-президент же — фигура загадочная…
—