Вице-император. Лорис-Меликов

Армянин до мозга костей, счастливый тем, что громадная армянская область освобождена от многовекового турецкого ига, Лорис-Меликов не оказывал видимого предпочтения своим единоплеменникам. Всякого рода льготы армянским торговцам и ремесленникам предоставлялись руками заместителя его русского майора Попки. С турками Лорис-Меликов обходился предельно внимательно и деликатно. Его первой заботою был мир, и всякого рода межнациональные неудовольствия он гасил внешней любезностию, но и твердой, сквозь приветливую улыбку, угрозой – худо вам придется, если что не так.

18 марта 1856 года Крымская война, наконец, закончилась подписанием Парижского мирного договора. Севастополь возвращался России, зато Каре, к новым страданиям турецких армян, положено было отдать назад Османской империи.

Город был к тому времени приведен в довоенное благосостояние, а в чем-то даже стал и лучше – во всяком случае, чище. Во избежание угрозы эпидемий комендант Лорис-Меликов заставил меджлис следить за санитарным состоянием Карса.

Сборы были недолги – все уже порядком устали от войны, и, как ни досадно было оставлять крепость, такими трудами и жертвами отвоеванную, хотелось домой, ностальгия душила ночами, ожидались какие-то перемены в новое царствование. Лицо государя, по крайней мере на портретах, в отличие от Николая, не внушало страха, напротив того – мягкими своими чертами вселяло надежду на доброту и милосердие. В порядке сборов подсчитали доходы. Оказалось, что от бахры имеется немалый непотраченный остаток – 32 тысячи рублей. Лорис-Меликов снесся по этому поводу с наместником и спросил, нельзя ли оставшуюся сумму раздать русским чиновникам, за короткий срок сумевшим наладить покой и порядок в разоренной войною области, в качестве особой награды. Генерал Муравьев положил раздать с этой целью половину суммы, другую же направить на сооружение церкви в Пятигорске.

Удивительно было прощание с Карсом. Лорис-Меликова провожали едва ли не с таким же торжеством, как в ноябре встречали в Тифлисе. Его забрасывали цветами, нагрузили целую арбу подарков – так благодарны были местные жители гуманному русскому управлению. Больше того, Каре и спросил у султана орден Меджлиса 2-й степени для своего коменданта. Когда еще, в каких войнах награждали противника?

Генеральская доля

Всякое бедствие – война, жесточайшая диктатура, эпидемия или сотрясение земли – порождает в людях ту иллюзию, что вот кончится эта напасть, тогда-то и заживем. Герои получат свои заслуженные награды и будут так же славны, как и в тяжкую годину, ничто не поколеблет их авторитета…

Ан нет. Мир – испытание не меньшее. И у него свои правила. Герои возвращаются с войны, революции, реформы или расчистки завалов после землетрясений, а ими завоеванные места вовсе не ждут их, на них обустроились ловкие люди и очень славненько там обжились. И со всяким покусившимся на теплое, обжитое место вступят в жесточайшую борьбу не на живот, а насмерть. А уж законы этой борьбы не имеют ничего общего с теми ясными и прямолинейными законами чести, что пригодны были для сражений за Баш-Кадыкляр и Кюрюк-Дара.

Едва отгремели салюты и вернулись на дамские головки чепчики, брошенные в воздух в честь славного покорения неприступного Карса, что-то странное стало твориться в Тифлисе. Генерал Муравьев, благодаря тому событию впредь на всю русскую историю отличенный от прочих Муравьевых добавлением Карский, с азартом принялся учинять порядок на Кавказе. Но все его добрые начинания упирались в самый откровенный саботаж: чиновники ни словом не выражали своего неудовольствия, но и ничего не исполняли. А если и исполняли, то в такой уродливой от чрезмерного усердия форме, что генерал приходил в ужас и отменял свои же в благих намерениях родившиеся приказы.

В минуту жизни трудную написал Николай Николаевич письмо старому своему боевому другу и предшественнику в управлении Кавказом Алексею Петровичу Ермолову. Так ведь тайна переписки – увы, не русская добродетель. Неведомыми путями предстало оно чужим враждебным глазам, и генерал на свое частное письмо получил отповедь в печати. От подполковника князя Святополк-Мирского – воина храброго, но характером, как в таких случаях говаривал Гоголь, предрасположенного к подлости[27]. Он ведь заранее знал, что ничего ему за свой праведный гнев не будет, отвага подполковника, поднявшего голос на полного генерала, была надежно обеспечена патронажем личного друга императора князя Александра Ивановича Барятинского. Очень быстро падение Карса в результате умело организованной Муравьевым блокады забылось, и орден Георгия Победоносца 2-й степени, только что полученный за сей подвиг, потускнел, зато очень хорошо вспомнился не давший нетерпеливой армии успеха штурм.

Результатом разразившегося скандала стала отставка Муравьева-Карского. Наместником Кавказа, как и ожидалось, император назначил князя Александра Ивановича Барятинского.