Витражи

Сидя в карете, епископ даже зажмурился и тихонько хрюкнул, вспомнив выражение лиц епископа Саремского и архимандрита Узельского, как нельзя более кстати приглашенных им на вечернюю трапезу. «Так-то, – в который раз самодовольно говорил он себе, – то-то. Сколько их, этих прихлебателей, этих умников крутится возле престола, а вот для настоящего дела Папа выбрал меня. Меня, а не этих заносчивых кардиналов. И не эту жирную свинью, прости господи, епископа Тиэрского. Нет. Папа знает, кто чего стоит. Кто просто так, на людях покрасоваться, а кто… кто всю жизнь… без единой жалобы… все для блага Святого престола…» – епископ шумно высморкался в большой полотняный платок, вытер глаза рукавом сутаны. Возложенная на него миссия наполняла сердце трепетом. Он чувствовал себя окрыленным и был готов крушить горы. Папская воля должна быть исполнена, а он должен получить приход поближе к столице. А может, и красную мантию… Епископ перевел дух. «Только бы старик академик не заартачился. Только бы ему, старому пердуну, вожжа под хвост не попала. Господи, помоги!»

Когда карета загромыхала по брусчатке Бристо, столицы острова, солнце успело пройти половину пути. У ворот миссии епископа встречал отец-посланник. Звали его Захария, но свое латское происхождение он полностью искупил преданностью и служебным рвением. Лицо его выражало почтение вкупе с тревогой – с чего это пожаловала имперская птица на уединенный остров? Впрочем, во время обеда он совершенно успокоился, узнав, что приезд епископа к нему лично и к делам миссии никакого касательства не имеет. Захария оживился, просветлел лицом и даже рассказал несколько забавных, но приличествующих сану гостя историй из жизни острова. К немалому разочарованию епископа, отец-посланник ничего не мог сказать ни об Академике, ни о самом Университете волшебства. «Что вы, ваше преосвященство, куда там… Меня и на порог не пустят. Нет, конечно, упаси господь, – испуганно зачастил он, – никак не в ущерб или умаление церкви! Папу волшебники чтят… Но моя-то миссия все больше светских властей касаема. А праздно любопытствующих волшебники не любят. Вот если, к примеру, пожелаете о бургомистре послушать – это пожалуйста, все что угодно». Но бургомистр епископа не интересовал. Сытный обед, услужливый отец-посланник – все это привело его в самое благодушное настроение. Ему льстила та легкость, с которой он получит аудиенцию академика, особенно в свете рассказа отца Захарии. Подобно луне, епископ Пардский нежился в лучах славы Папы, считая их собственным сиянием. Распорядившись послать кого-нибудь в Университет с известием о его прибытии, епископ прошествовал в отведенные ему апартаменты. Когда же служка возвратился с ответом, вся миссия ходила на цыпочках, шикая друг на друга: его святейшество уснул…

2

Утро выдалось мягким и безветренным. Выпавший за ночь нежный, пушистый снежок еще не успел превратиться в бурое месиво, и город сверкал чистотой, сбросив сразу добрые 500 лет. Над островерхими крышами курились дымки – хозяйки разводили огонь, готовили завтрак. Часы на ратушной площади отбили семь. Груженые крестьянские сани тянулись от городских ворот к рыночной площади. Возницы уныло глядели на спешащих за покупками служанок в теплых пуховых платках – обоз припозднился, все лучшие места на рынке были заняты с ночи. Придется сбывать товар задешево… Пекари первыми открывали свои лавки – по городу плыл аромат свежей сдобы. Колокола церкви Святой миссии нежно пропели утреннюю молитву, но лишь немногие горожане осенили себя святым крестом: столица волшебников относилась к вере спокойно, если не сказать равнодушно. Едва поднявшееся над горизонтом солнце просвечивало сквозь ажурные черные шпили Университета, возвышавшегося на восточной окраине города.