Витязи из Наркомпроса

— А скажите, на поезд из Барашево в Потьме билеты купить как, очень сложно? — спросила Натка.

— Э-э-э… Да там никаких билетов и вовсе нет! Настоящий коммунизм, без подмеса. Просто, каждый сверчок знай свой шесток! Начальство степенно идет в мягкий вагон, спецы садятся в два жестких купейных, вертухаи да козлячья расконвоированная обслуга — в плацкартный давится, а зека-зека в телячьи теплушки шпанкой набивают, если повезет… Не повезет, так их и на открытых лесовозных платформах катают. Довольно сомнительное удовольствие, доложу вам, особенно зимой. Так что вам, судари мои, по вашему вольному простонародному прикиду, можно смело сделать морду кирпичом и лезть в тот вагон, который попроще… Уверяю вас, если вы что-то делаете открыто, не таясь, то вопросов к вам вообще не будет. Потому как всем будет явно видно, что вам ПОЛОЖЕНО… Но, по прибытию, на конечной станции документы, верно, могут и проверить. Так что я бы лично сошел заранее, в Явасе или Леплесе.

Отец Савва, наскоро отпевавший в сторонке неизвестного страдальца, имя же его Господь веси, встал с колен, тщательно отряхнул их от сора, заправил за ворот косоворотки наперсный медный крест и решительно поддержал Бекренева:

— Аз, грешный, так же розумию. Чем по лесам впотьмах бродить, рискуя оком на ветку напороться, так уж лучше самим смело в вертеп этот шагнуть, аки отрок Даниил в пещь огненную… И, кстати, об отроках! Что же у нас наше дитятко всё без молока да без молока? Ребёнку молоко по утрам пить просто необходимо!

Дефективный подросток Маслаченко, испуганно вытаращив глаза, даже оглянулся кругом, ища означенного батюшкой неизвестного грудного младенца.

— Решено! — решительно тряхнула коротко стриженной головой Наташа. — Идем в посёлок…

… Выйдя из-за прибрежных кустов и малость подождав Филю, по-хозяйски притопившего свою лодочку под мостками (авось, ещё и пригодится?), путники выбрались на проложенный вдоль берега Парцы прибрежный тракт.

Широкая грейдированная дорога, уходящая с юга на север, была насмерть утоптана так, что по твердости не уступала и асфальту.

— Что, по дороге так часто ездят? — спросила девушка.

— Скорее, ходят… Слышите, вот и сейчас… Идут! — почему-то горько усмехнулся Бекренев.

Действительно, и-за поворота донеслась радостная и бодрая песня:

— Хоть за преступления сослали нас сюда,
Но все же мы имеем все советские права:
Мы книги получаем, газеты издаем;
Мы оперетты ставим и песни мы поем!
Эх! Мы заключенные Страны Свободной,
Где нет мучений, пыток не-е-ет:
Нас не карают, а исправляют,
Это не тайна и не секрет!

— Шевелись, шакалы, говна квёлые! — энергично и весело подгонял задний ряд четко печатающей строевой шаг коробки самоохранник, в такой же, как и его подопечные, черно-серой форме, но в отличие от них, с красной козлиной повязкой на рукаве новенького лагерного бушлата и березовым дрыном в руках. — Счастья в голосе не слышу!

— Виноваты, гражданин начальничек! После гарантийной двухсотки у нас на пение не встаёт! — подал кто-то из строя ответную реплику.

— Hic volo! — совершенно неожиданно на классической латыни с ласковой улыбкой ответил им конвоир. Затем, проходя мимо стоящих на обочине друзей, всё с такой же улыбкой приветливо кивнул головою:

— А, зе-ка Актяшкин! Дышишь ещё, шакал квелый? Ты давай уже, до свиданья! Уж ты и так лишние десять лет небо коптишь! — и походя, совершенно беззлобно, коротко и резко ударил Филиппа Кондратьевича своим дрыном поперек лица.

Филя молча упал на спину, и на его лице мгновенно вспухла бордово-красная полоса.

Охранник всё так же беззлобно пнул его сапогом, и уже разворачивался вдогон строя, как Бекренев, мгновенно заледенев от бешеной ненависти, уже сжал его предплечье своими пальцами, будто стальными клещами.

Кратко глянув козлу в его безмерно удивленные эмалево-голубые гляделки, Валерий Иванович смачно в них харкнул, а потом с чувством врезал… Судя по характерному хрусту, напрочь сломав козлу нос.

Конвоир завалился навзничь, потом вскочил на четвереньки и, как таракан, помчался на четырех конечностях догонять испуганно замолкший строй, оставляя за собой тонкую полоску из хлышущих из носа красных капель.

Дефективный подросток Маслаченко не преминул ускорить его хорошим добрым пинком.

— Что, это ваш знакомый? — осторожно спросила Наташа Филиппа Кондратьевича, прижимая к его лицу быстро набухавший кровью носовой платок.

— Да, и очень давний! Он у меня в Саран-Ошском Пединституте имени Огарева оппонентом на защите был… — хрипло ответил Филя. — Философ, специалист по античности… Платона обычно по памяти цитирует, когда кого-нибудь дрыном трюмит, сука.

3.