Витязь. Владимир Храбрый

Белый шатер с золотым полумесяцем хана Золотой Орды Джанибека поставили чуть поодаль, у основания горы Тебе-оба. Тут же обосновались его телохранители - тургауды.

В это раннее время еще все спали, но сам Джанибек бодрствовал. В походе он приучил себя мало времени отводить на сон и часто, переодевшись в простой халат, обходил посты. Горе тому, кого он заставал спящим. Сопровождающие хана тургауды тут же набрасывали провинившемуся на шею скрученную из воловьих жил удавку. Порою постовой отдавал Аллаху душу, так и не проснувшись.

Джанибек, взглянув на туман, поежился, глубже запахнул полы халата и, дав знак возникшим как по команде тургаудам оставаться на месте, вошел в шатер. Проверять посты он раздумал… Подвинул свою любимую младшую жену Абике, разметавшуюся на ложе, и, раздевшись, лег рядом.

Нехороший ему сегодня приснился сон. Как будто сын его, восемнадцатилетний Бердибек, которого он впервые взял в поход, прокравшись в его шатер, опустил на его голову меч, но промахнулся, и лезвие впилось в грудь лежащей рядом Абике…

Джанибек повернулся, привлек её нежное податливое тело, прижался щекой к лицу Абике, потом с каким-то остервенением набросился на неё, жадно утоляя внезапно возникшее желание. Абике поначалу постанывала, а потом стала вскрикивать. Тургауды у входа в шатер, переглядываясь, понимающе заулыбались…

Насытившись, Джанибек откинулся на подушки, прислоненные к кереге[8]. Абике встала, прошла по шатру, взяла полотенце и вытерла со лба и груди повелителя густо выступивший пот.

- Абике, ты когда видела моего сына? - спросил Джанибек.

- Вчера Бердибек шел за моей кибиткой и пытался заговорить со мной… Но я не промолвила ни слова.

- Хорошо… Будь осторожна. Его мать Тогай-хатун ненавидит тебя. Ты это знаешь?

- Знаю, повелитель.

- Я видел сон, нехороший сон. Будь осторожна, - повторил Джанибек. - Возле твоей юрты я удвою стражу… А на верховых прогулках тебя будет сопровождать со своими лучниками сотник Мамай. Это храбрый и умный воин. Он ровесник тебе и на пять лет старше Бердибека. Я давно приметил его. Думаю, что со временем он станет таким же, как темник[9] Аксал или тысячник Бегич…

- Благодарю тебя, великий каан!

Теперь во время прогулок рядом с Абике всегда находился сотник Мамай. На половину полета стрелы скакали его верные воины, слегка тяготившиеся тем, что им, закаленным в битвах и привыкшим к звону сабель, приходилось выполнять постыдную роль тургаудов: охранять женщину, пусть и ханшу, любимую жену великого каана.

Мамай и сам испытывал в душе некоторое замешательство от необычности теперешнего своего положения, но не показывал виду. Он охотно разговаривал с Абике на различные темы, и когда говорил, то дерзко и прямо смотрел в лицо повелительнице, отчего Абике смущенно опускала глаза: ей нравился этот статный черноволосый юноша. А узнав о том, что он происходит из княжеского рода татар, некогда живших на границе Поднебесной Империи[10] и родины Потрясателя Вселенной, Океан-хана, великого, как океан[11], чье имя не произносилось, потому что оно было недосягаемо для смертных, еще больше заинтересовалась новым начальником телохранителей.

Молодая Абике была восторженной натурой: её приводило в возбужденное состояние многое: солнце, встающее из-за моря, куда отплывают с невольниками под белыми парусами генуэзские и венецианские корабли; горы, сплошь усеянные красными маками, скачки, которые устраивали потехи ради воины Мамая. Тогда она сама пришпоривала своего аргамака и мчалась, как ветер, по ровной долине у подножия Тебе-оба, потом вдруг резко осаживала коня и, обернувшись к молодому сотнику, заразительно смеялась. Глаза её лучились внутренним светом, зубы блестели, щеки пылали, - Мамай с восторгом взирал на красоту своей госпожи. А иногда она была тиха и задумчива, словно цветок, готовый перед ночной темнотой закрыть свои лепестки. Тогда Мамай тревожно смотрел на Абике, молча вопрошая: «Что происходит, моя повелительница?..» Но та молчала, покусывая губы. «Может быть, она скучает по своей родине, по матери?» - раздумывал сотник, не смея спросить об этом свою госпожу, зная, что отец её, император Поднебесной Империи Шунь-ди (Тогон Темур), потомок Кубилая, последний монгольский хан, царствующий в Китае, не очень-то заботился о дочери, отданной в четырнадцатилетнем возрасте в жены хану Золотой Орды. Шунь-ди, ведшего рассеянный образ жизни, интересовали лишь живописные парады русского полка, который назывался длинным именем Сюан-хун-у-ло-се Ка-ху вей цинкюн - Вечно верная русская гвардия…

Абике и сама восхищалась когда-то парадами русских гвардейцев, которых доставил в Ханбалык[12]полководец Яньтемур. Их было много - две с половиной тысячи рослых, белокурых, голубоглазых красавцев…

Она рассказала о своем отце и о парадах Мамаю и задала вопрос:

- А что тебе в твоей жизни хорошо запомнилось?

- Звезды, - ответил Мамай.

- Какие звезды? - не поняла Абике.