— И что за правила вы предложите взамен? — из-за того, что в монотонном голосе не разобрать было сарказма, Сашка не знала, издевается он либо честно спрашивает.
— Я… создам такую систему, — она не собиралась сдаваться, — в которой не будет выбора между большим и меньшим злом.
— Нет выбора, — повторил он с сомнением, будто пробуя на вкус подозрительную стряпню. — Вы создадите жестко регламентированный, детерминированный мир? Вне свободы?
Он посмотрел ей в глаза, Сашка испугалась, что снова провалится в пространство за его зрачками. Невежливо отвернулась. За окном теперь светило солнце, и подтаивал снег у древесных стволов.
— Вы никогда не сможете меня понять, — она содрогнулась от собственной дерзости. — Потому что вы не Пароль.
— Не обманывайте себя, — его голос изменил тембр, сделавшись таким человеческим, что Сашку пробрал озноб. — Как думаете, сколько Паролей смогли в конце концов прозвучать? Сколько новых реальностей, принципиально иных, они создали? И где же мир без страха и без смерти, который вы себе рисуете, как детсадовец рисует домик, солнышко, елочку?
Тишина в аудитории сделалась, как в упражнениях Стерха, осязаемой, плотной, будто масло.
— Вы знаете ответ, — сказал Физрук неожиданно мягко. — Все в этом Институте, кто вас учит, мотивирует, занимается дополнительно, вкладывает в голову уверенность, что вам непременно надо реализоваться, — ваши злейшие враги, Саша.
— А вы, значит, друг? — она вернулась взглядом, будто привязанная, к исписанному зеленому фломастеру.
— Понимаю сарказм, — он улыбнулся, и это походило на улыбку посмертной маски. — Я хочу защитить от вас Великую Речь, которую вы когда-то видели, пусть обрывочно и мельком. Вы не цените ее, потому что вы человек — больше того, сейчас вы гораздо ближе к людям, чем были на третьем курсе. Прозвучав, вы обнаружите себя в пустоте, на руинах всех гармоний и смыслов, и, что самое интересное, вы будете способны это осознать. Желаете себе такой участи?
Сашка вспомнила «вероятное будущее», вычитанное в текстовом модуле, и опять содрогнулась.
— Я рассчитывал, что вопрос решится между вами и вашим куратором, я с чистым сердцем выпишу вам три двойки подряд, и пусть он сам разбирается. Но вы постоянно ломаете чужие планы, — он сделал паузу. — На уроках я давал вам задания «со звездочками», усложненные. Это тоже учебный процесс. Хотя и несколько экстремальный.
— Ничего себе, — пробормотала Сашка.
— Да, мы тут не фиалки нюхаем, — сказал он бесстрастно, и шуточка из репертуара Дим Димыча, произнесенная нечеловечески-отстраненным существом, прозвучала зловеще. — Я не убиваю студентов во время занятий. Но я могу стереть любое Слово, прозвучавшее либо нет, и периодически этим занимаюсь. Я чищу Речь от неудачных конструкций, от устаревших лексических единиц… от избыточных фрагментов информации.
— То есть это вы — убийца реальности, — прошептала Сашка. — А вовсе не я.
— Метафоры, — проговорил он с тенью ухмылки, — мое слабое место. Метафоры меня развлекают, но признаю — порой они размывают смысл… Нет, я не убийца. А вы, в потенциале, — да.
— Поэтому вы пытались меня уничтожить, — сказала Сашка.
— Я никогда не «пытаюсь», — он поморщился, будто она сказала пошлость. — Но мне всякий раз удивительно видеть, до чего же вы глупый ребенок…
Сашка встала, покачнув легкий ученический стол, и ей показалось, что пол под ногами тоже качается. Он ухмыльнулся как ни в чем не бывало, аккуратно закрыл ручку колпачком, убрал в нагрудный карман:
— Вы никогда не выйдете из-под его власти. Можете звучать до бесконечности, как часы с ошалевшей кукушкой. Вы будете вечно воспроизводить его… то есть идею, которую он воплощает. В конце концов останетесь только вы и он, вне материи, формы, массы, плотности, температуры и прочих погремушек. И это будет ваш свободный выбор, — его размеренный голос наполнился сарказмом. — Ведь Пароль и свобода неразделимы… Счастливых каникул, Самохина.
Костя догнал в холле, подскочил, хотел обнять — но в последний момент отступил, спрятал руки за спину.
— Поздравляю…
— Спасибо, — сказала Сашка и несколько раз кашлянула, прочищая горло. — Прости, я вела себя с тобой по-свински.
— Да все понятно, — он топтался на месте, пытаясь сообразить, можно ли обнять ее по-дружески, или лучше не пробовать. — Скажи, а что…
Он оборвал себя. О таком не принято было спрашивать напрямую. Хотя, конечно, когда у Кости на первом курсе после проваленного зачета умерла бабушка — все сразу узнали.
— Ничего, — сказала Сашка и тут же поправилась: — Ничего страшного. У меня же нет…
Она чуть не сказала — «У меня же нет щенка», но, к счастью, успела прикусить язык. С ужасом подумала о себе: я что, настолько дрянь, что мне на ум приходят такие шутки?!
— У меня нет иллюзий насчет Фарита, — проговорила медленно. — Если я еще раз где-то проколюсь — он всыплет мне по полной программе.
— И с твоим… пилотом все нормально? — спросил Костя и торопливо добавил: — Я надеюсь.
— Меньше слушай, что болтает Лиза, — сказала Сашка и поспешила сменить тему: — А Физрук, что ли, разрешил уже со мной водиться?