Вист втемную

И те, кого перестреляла Милка, и тот, кто горел на крышке люка, и сама крышка лежали на тех же местах. А вот в «клетках» появились постояльцы. В одной «клетке» сидели Трехпалый с Магомадом, в другой — Патимат и Асият, в третьей — Полина, Галька и Танька. Сидели спокойно, неподвижно, молча, у Тарана даже мелькнула мысль, будто Седой их напоследок перестрелял или отравил чем-то. Но нет, приглядевшись, Юрка разглядел, что все они дышат и даже моргают глазами. Однако никто из семерых и не подумал порадоваться тому, что злодей-похититель Седой получил по заслугам. Впрочем, и возмущаться по поводу жестокости Тарана опять же не собирался. И даже просто волноваться по поводу своего далеко не однозначного будущего ни один узник не соизволил. Всем им все было явно по фигу.

Наверно, Таран был бы больше удивлен этим фактом, если б уже не имел дела с Полиной, Галькой и Танькой, которые в санатории нахлебались водки с каким-то препаратом. Возможно, что тот «кайф» с них уже сошел, но Седой их напоил по новой, а заодно и всех остальных тоже. После этого они стали послушным стадом, которое шло, куда приказывали, слепо повинуясь Седому. Вот почему ему не понадобились остальные братки.

Вообще-то, после того как Юрка убедился в том, что все пленники находятся в «кайфе», ему стало немного не по себе. Ведь если сейчас Седой, отойдя от боли, сообразит гаркнуть: «Рвите этих двоих (то есть Юрку с Милкой) на части!», то эти семеро, не раздумывая ни секунды, набросятся и начнут рвать. Единственное, что останется сделать, — перестрелять их всех. Да и то, это надо еще успеть, потому что никакого страха у этой семерки не будет, а вот сил у них — это Таран по опыту поведения Полины, Таньки и Гальки хорошо помнил! — явно больше, чем у нормальных. То есть от них вручную никак не отмахаться — ногтями растерзают и зубами загрызут. А если их расстрелять, то это будет означать победу Седого, пусть даже если его и пристрелят по ходу дела. Потому что все эти пленники и пленницы нужны Генриху исключительно в живом виде.

С другой стороны, Юрка хорошо помнил, что Полина, Галька и Танька до приезда в расположение «мамонтов» подчинялись только приказам Лизки. Никого другого они не слушались. Просто не реагировали на команды и просьбы. Но значит ли это, что они померли бы на месте, но никогда не пошли за Седым? Наверно, можно предположить, что Лизка, допустим, по просьбе Птицына «передала управление» тем, кто занимался Полиной, Галькой и Танькой в той самой лаборатории, на которую напал Седой. Например, сказала: «Слушайтесь не меня, а во-он того дядю!» Раз они все ее приказы исполняют, то и этот должны были выполнить. Ну, а дальше? Лизку забрали лечить, и стал этот «дядя» командовать или, допустим, «тетя». Но ведь «его» или «ее», насколько помнилось самому Юрке, среди тех, кого привезли в гараж из госпитального подвала, не было. Только эти семеро и он, Юрка. Причем Таран хорошо помнил, что все пленники, кроме него самого, были с заклеенными ртами и в наручниках. То есть получается, что Седой еще не успел всех напоить этой дрянью. Более того, поскольку и Полина, и Галька с Танькой тоже были с пластырем на губах и в «браслетках», то он и об их состоянии имел смутное представление. Впрочем, банки из темно-коричневого стекла с тем самым порошком Седой все-таки взял и про желтые гранулы не забыл. И про то, что у девок наблюдается какой-то «интересный кайф», тоже был в курсе, когда вел с Тараном беседу в «офисе». Ясно, что его на все эти вещи навел Авдеев, но ведь, наверно, он мог и предупредить, что три девицы обычным приказам не подчиняются…

И тут Юрку осенило: а что, если самого Седого загнать в этот «кайф»? Ведь порошок он наверняка взял с собой! Возможно, и водочный раствор уже сделал на случай, если кто-то из подопечных начнет, что называется, «оттаивать»…

Таран пошарил лучом фонаря по сторонам и по углам. Не сразу, но разглядел у торцевой стены, неподалеку от входа в заваленный коридор, маленький, тощий рюкзачок. Подошел, открыл застегнутый на липучки клапан, развязал шнурок, стягивающий горловину. Вот оно, все тут, никуда не делось. Двойной полиэтиленовый пакет с фломастерной надписью «331» и желтыми гранулами внутри, банки с порошком, обернутые газетами, и бутылка водки с этикеткой «Суворов», закрытая винтовой пробкой. Бутылки Таран прежде не видел, но догадался, что именно в ней Седой растворил белое зелье и напоил им пленников.

Тем временем Милка очень профессионально перевязала Седому голени бинтами из индивидуальных пакетов, вколов ему шприц-тюбик промедола, чтоб не орал от боли. Тот успокоился, и «Зена» приступила к наложению шин, решив употребить на это дело дощатый настил, сохранившийся в одной из пустых камер.

А Таран в это время подошел к Седому с бутылкой.

— Это ты чего? — пробормотал тот. — Нельзя! Не дамся!