Вероятно, не будь Министерство обороны настолько экстравагантным в наборе кибервоинов и призови оно в Восьмой Ахмадабадский отряд механической разведки подготовленного аналитика, а не разработчика игр, многие могли бы уцелеть после атаки ударной группировки «Тигров Бхарати». Это новое имя зазвучало в древних восточных Уттар-Прадеше и Бихаре: Бхарат, стародавнее священное наименование Индии. Флаг с вращающимся колесом был поднят в Варанаси, древнейшем и чистейшем из городов. Как и в любом национально-освободительном движении, там было множество самозваных партизанских группировок, и каждая именовалась еще более грозно, нежели ее предшественницы, с которыми ее связывал непрочный альянс. Ударная группировка «Тигров Бхарати» стала зародышем элитных кибервоенных сил Бхарата. И, в отличие от Тушара, там служили профессионалы. В 21:23 они сумели проникнуть сквозь Восьмой Ахмадабадский файрвол и подпустить троянов разведывательным мехам. Пока папа-джи натягивал штаны, пережив вторжение трепещущих пальчиков и ректоскопа моей будущей матери в свой зад, «Тигры» взяли роботов под контроль и направили их против полевого госпиталя.
Господь Шива сотворил моего отца толстяком и трусом. Герой, когда началась пальба, выскочил бы узнать, что происходит. Герой погиб бы в перестрелке или, когда закончились боеприпасы, был бы зарезан клинками. Папа-джи при первом же выстреле полез под стол.
— Ложись! — прошипел он моей матушке, застывшей с видом отчасти озадаченным, отчасти изумленным. Он потянул ее вниз и тут же извинился за неподобающую близость. Совсем недавно его мошонка лежала у нее на ладони, но он извинился. Бок о бок стояли они на коленях между тумбами письменного стола, среди выстрелов, и криков, и ужасного, подагрического хруста механических сочленений, и мало-помалу остались лишь крики и хруст, потом только хруст, а потом наступила тишина. Они стояли на коленях бок о бок, трясясь от страха, мама-джи стояла на четвереньках, как собака, пока не задрожала от напряжения, но она боялась пошевелиться, произвести хоть малейший звук, чтобы не привлечь внимание перемещающихся теней, заглядывавших в кабинет через окно. Тени изрядно удлинились и почернели, прежде чем она отважилась выдохнуть:
— Что случилось?
— Мехов взломали, — сказал отец. Затем он навсегда сделал себя героем в глазах моей матери: — Пойду взгляну.
Потихонечку, стараясь не шуметь, не потревожить ни малейшего осколка разбитого стекла, ни единой щепочки, он выбрался из-под стола и прополз по заваленному полу до подоконника. Потом, миллиметр за миллиметром, он приподнимался все выше, пока не застыл в полуприседе. Он выглянул в окно и в то же мгновение шлепнулся на пол и с той же осторожностью ползком отправился в обратный путь.
— Их там нет, — шепнул он маме. — Ни одного. Они будут убивать все, что движется. — Он произносил по одному слову за раз, чтобы звук был похож на обычное поскрипывание и шуршание переносных укрытий на песчаных отмелях Ганга.
— Может, у них закончится горючее, — предположила моя мать.
— Они работают от солнечных батарей. — Подобная манера говорить занимала много времени. — Они могут ждать вечно.
Потом пошел дождь. Прогремел оглушительный громовой раскат, провозвестник муссонного ливня, обрушившегося на весь Бенгальский залив, подобный знаменосцу или трубачу, бегущему перед экипажем и оповещающему мир о приближении великого человека. Дождь бил в парусину, точно руки в барабан. Дождь шипел, впитываясь в сухой песок. Дождь рикошетом отлетал от пластиковых панцирей ждущих, прислушивающихся роботов. Песня дождя поглотила все звуки, так что матушка смогла заключить, что отец смеется, лишь по вибрации, передаваемой им столу.
— Почему вы смеетесь? — прошипела она, лишь немного уступая дождю в громкости.
— Потому что в этом шуме они ни за что не услышат, если я пойду и заберу свой наладонник, — объяснил отец, который был очень храбрым для толстяка. — Тогда мы узнаем, кто завладел этими роботами.
— Тушар! — оглушительно зашипела матушка, но папа-джи уже крался из-под стола к коммуникатору, лежащему на шезлонге за дверью, застегнутой на «молнию». — Это всего лишь…
И дождь кончился. Совсем. Словно перекрыли поливочный шланг. Он прошел. Капли падали с крыши и с не рассчитанных на такую погоду окон. Солнце дробилось на пластиковых панелях. Сверкала радуга. Все было прекрасно, но отец оказался застигнутым врасплох посреди палатки, за стенками которой караулили роботы-убийцы. Он беззвучно и грязно выругался и осторожно, очень осторожно начал пятиться по осколкам и обломкам, задом наперед, будто слон. Теперь уже он ощутил, как вибрируют деревянные боковины стола от сдавленного смеха.
— Над. Чем. Вы. Теперь. Смеетесь?
— Вы не знаете этой реки, — прошептала мать. — Мать Ганга все-таки спасет нас.
Ночь на берегах священной реки наступила быстро, как всегда, та же праздная луна, что слушает теперь мой рассказ, взошла за исцарапанными пластиковыми панелями окон.
— Вы что-то чувствуете? — спросил отец.
— Да, — прошипела мать.
— Что?