Вишни для Марии

– Держите, – протянула она сверток оборванцу через забор.

– Эт шта? – хрипло спросил мужик.

– Хлеб с колбасой.

– Блин… – мужик поморщился и выдал сложносочиненное ругательство, с треском почесал в затылке. – Какие ж вы бестолковые, городские… Ну лан, давай, че уж…

Он цапнул сверток своей огромной, малиново-черной лапой.

– Вы же сами сказали – «подайте на хлеб», – с раздражением произнесла Мария. – Сказали бы – подайте на бутылку. Формулируйте правильно свои запросы.

– А ты бы дала, на бутылку-то?

– Нет! – злясь на саму себя, ответила она.

– Ну вот вишь… Все я правильно формулирую.

– Послушайте… Ну вы же взрослый человек. Мужчина, еще молодой, сильный. Вам не стыдно ходить по дворам, клянчить деньги?

– Жисть такая, – растянул в щербатой улыбке рот оборванец, глядя на Марию, словно на дурочку. Да она сама понимала, что напрасно беседует сейчас с этим бродяжкой. Ничего она ему не объяснит, но поделать с собой ничего не могла, ее словно несло:

– Так это вы, вы сами так свою жизнь устроили… Могли бы сейчас работать, жить в своем доме, воспитывать детей… А вместо этого попрошайничаете. Знаете, кто вы? Вы инфантил. Вы иждивенец, вот вы кто!

– Че? Как ты меня? – изумился оборванец. – А сама-то… а сами вы все, бабы… так и норовите мужика охомутать! Сама, поди, та еще иждивенка, мечтаешь, кому на шею сесть! Мне вон только бутылка нужна, а тебе, поди, все подавай. Ты душу, поди, у мужика готова отнять. Шта, съела?

Оборванец хихикнул и пошел прочь.

Мария так и не решилась ему ничего ответить. Опомнилась. Ну, во-первых, глупо и опасно пререкаться с каким-то пьяным бродягой, во-вторых… да, какая-то правда в его словах была, та самая правда, которой Мария боялась, и не хотела ее признавать.

А правда заключалась в том, что она действительно хотела «всего». В отношении Костика, разумеется. Чтобы он был – только ее, чтобы не приходилось его делить с Людмилой, женой.

Мария ее в глаза не видела. Вернее, ей попадалось фото, которое носил с собой в портмоне Костик. Эффектная темноволосая девушка (фото делалось на момент знакомства Костика и Людмилы). Она весело смеялась в объектив.

Бедная Людмила. Смогла бы она смеяться столь весело и беззаботно, если бы узнала о существовании любовницы у ее мужа?

Настроение у Марии окончательно испортилось, она себя ненавидела. Ведь и злой Ахмед был прав, выгоняя ее с чужого участка, и даже грязный оборванец был прав… Воровка, да. Вишни крала, чужого мужа увела… А еще и денег хотела у чужих детей отнять!

Остаток дня молодая женщина потратила на борьбу с камнями. Выкопала несколько – тех, с которыми ей было под силу справиться, на тележке перетащила на задний двор. Там в наступивших сумерках разложила эти камни аккуратно, поверх уже стоящей стены.

Вот будет удивительно, если она, Мария, своими руками построит дом, вернее, тот монастырь, который раньше здесь находился…

Видимо, от усталости и из-за неприятного инцидента, произошедшего с Ахмедом (до конца жизни стыд теперь мучить будет!), Мария долго не могла уснуть.

Она вспоминала прошлое. Детство. Те самые события, в результате которых оказалась здесь, те самые события, в результате которых она стала такой.

Хотя, если подумать, ничего ужасного в ее прошлом не таилось. Ни домашнего насилия, ни унижений, ни битья, ни испытаний холодом и голодом. Словом, по сравнению с жизнью иных людей – вполне себе обычное детство.

Мама – врач, терапевт в районной поликлинике. Работа тяжелая, нервная, денег не так много. Двое детей – Мария, младшая, и ее брат Денис, четырьмя годами старше.

Эти противные девяностые, когда бедность, хаос вокруг… Отец пил и гулял. Мать его ревновала, но почему-то не разводилась, терпела. Хотя куда бы она пошла, с двумя детьми на руках, с мизерной зарплатой?

Многие так жили. Да и не скудная, неспокойная жизнь в родительском гнезде являлась причиной страданий Марии.

Дело в том, что мать мало ее любила.

Мать открыто проявляла свою любовь лишь в отношении сына. Он являлся ее кумиром, ее отрадой, ее счастьем. Всю жизнь мать словно извинялась перед ним – что терпела отца, что зачем-то родила на свет еще девочку, что мало зарабатывала, что не имела полезных связей…

Мать никогда не проявляла своих чувств по отношению к дочери. Все ласки – поцелуи, объятия, все лучшие кусочки еды – Денису. Хорошую одежду – Денису. Битвы с учителями, скандалы с родителями тех, кто обижал в саду, а затем в школе Дениса. Все свободные деньги (а в конце 90-х – начале двухтысячных жить стало полегче) – на репетиторов, Денису.

Марии доставалось по остаточному принципу. Именно ее мать заставляла работать по хозяйству, следить за домом, ухаживать за больным отцом (тот, в конце концов, серьезно подорвал здоровье, выпивая все то, что могло сойти за алкоголь).

И это тоже не смертельно – что Мария не являлась любимым ребенком в семье, что ее загрузили хозяйством. Умение вести хозяйство – это даже хорошо, если подумать.

Мария научилась всему, от уборки до готовки, от шитья до заколачивания гвоздей, что впоследствии ей очень пригодилось. Да за это спасибо только матери можно сказать…