Вишнёвая смола

Танечка, кстати, была куда как приятнее, хотя и старее Людочки. Танечка была блондинка, и глаза у неё были голубые. Танечка не была, что правда, похожа на Анжелику в виде Мишель Мерсье, она скорее была похожа на молодую тёлочку из коровника, ну да всё равно мне такая красота привычней Людочкиной. И мне, и маме. Но маме и Танечка не понравилась, хотя Танечку брат притащил знакомиться к нам домой, с мамой-папой, официально, так сказать, то есть – не так, как мама познакомилась с Людочкой, сразу с голой. Танечка маме не понравилась, потому что была, ну разумеется, «старая». И ещё потому, что она была «продавщица». И самое главное – потому что у Танечки был ребёнок! Маленький. Двухлетний ребёнок. Тут я не очень поняла. Ну, потому что, а чего такого? Моему старшему брату не привыкать. Он ко мне по ночам вставал и пелёнки мне менял. Да и двухлетний уже умеет ходить на горшок и, поди, спит по ночам, как из танка (не знаю, откуда это взялось, про «спать как из танка», но это значит – спать крепко-крепко, как мой папа, который, в отличие от моего брата, не слыхал моего младенческого ночного плача, хотя у нас и однокомнатная квартира). В общем, двухлетний не младенец, всё нормально. При Танечке, кстати, мама ничего не говорила и была необыкновенно вежлива, спокойна и ровна. Чуть ли прямо не аристократична! А вот когда брат, проводив Танечку, вернулся ночевать на свой вертолёт (и я тоже ночевала на своём вертолёте от любопытства, ну и потому, что раз брат остаётся, то меня некому везти к бабушке-дедушке), мама свою аристократичность куда-то подевала. И подслушивала я мамин и брата кухонный разговор не специально, а потому что уснуть не могла из-за папиного храпа. И потому что дверь из комнаты в кухню была приоткрыта. В общем, мама хоть и без характерных для неё криков, но всю ночь уговаривала брата, что Людочка моложе. И всё-таки студентка. И детей у неё нет. И что Танечка хорошая, кто бы спорил, но зачем ему жизнь свою смолоду ломать. Почему он об Танечку жизнь должен был взять и смолоду поломать? Совершенно непонятно. Мне, кстати, Танечка тоже куда больше Людочки понравилась. Она была со мной очень вежлива. Прям как я раньше привыкла. Но чувствовалось, что её вежливость не такая, как была у тех девиц, которые были у моего брата давно, чтобы просто были. Потому что их вежливость от правильной, бабушкино-аристократичной, отличалась, как магазинный мармелад от мармелада из агар-агара, что приносила тётя Оля, страшно боясь троих (или тройных?) злых такс обэхээсэс. И ещё я знала, что брат – он в Танечку влюбился. Это снова чувствовалось в атмосфере. Не знаю, как сказать правильно про почему чувствовалось и что именно чувствовалось. Но когда чувствовалась Людочка – в доме пахло неразберихой хаоса, если вы понимаете, как пахнет неразбериха хаоса. Неразбериха хаоса пахнет кучей чужих в тёмном зале со страшным кино. Вот тем самым сэспенсом. Когда всё время чего-то ждешь, и ожидание твоё – тревожно. Не то чтобы это было плохо. Это было иногда даже забавно, как забавны американские горки и не слишком сильный холодок в солнечном сплетении. Но кино или аттракцион – на то они и кино с аттракционом. Посмотрел, прогулялся – и домой. Чтобы тепло и спокойно. И вот Танечка чувствовалась так, как чувствовалась бабушка. Ровным, спокойным и вежливым тёплым вечером, когда все уже помыли ноги и сидят за накрытым столом с пирогами с яблоками, и с капустой, и с вишней (без косточек!), и с луком и с яйцами – кто какие хотел, и бабушка для всех по их хотениям наготовила, чтобы не ссорились и не чувствовали себя менее любимыми. Вот как пахла и чувствовалась Танечка – именно так! Она бы точно не стала у меня плюшевую собаку отбирать. И я бы у неё не стала плюшевую собаку отбирать. С Танечкой не было бы никакой достоевщины. Бабушка назвала Танечку старосветской помещицей, и при этом у бабушки было такое лицо, как будто помещики – это хорошо, а не плохо, как учат в школе. И как будто Гоголь своих старосветских помещиков очень любил. А не высмеял, как это опять же учат в школе про весь его сразу «Миргород». Я даже два раза прочитала после таких бабушкиных слов «Старосветских помещиков», сразу же после её разговора на кухне с братом. Прочитала прямо сразу в дедушкином кабинете (мне в бабушкином-дедушкином доме везде можно и безо всяких разрешений, в отличие от моего двоюродного брата-дурака – его дедушка в кабинет вообще не пускает, и тётя Оля на него за это очень обижается). И так и не поняла, честно говоря, кто прав – школа или бабушка. Всё-таки, наверное, бабушка. Потому что мне кажется, что она что-то такое про помещиков знает, чего в школе никогда не расскажут. И варенья все на свете бабушка умеет варить. И дедушку любит. И, в общем, даже если и смеялся Гоголь над своими старосветскими помещиками, то смеялся он над ними по-доброму. Умиляясь, как сказала бы бабушка. А дедушка, застав меня со вторым томом своего синего сорокатомного Гоголя, только усмехнулся и сказал: