Виртуоз

— Есть договоренность. Нас ждут в Зацепино. Главный врач больницы — Евстафий Сергеевич Лунько.

И они замолчали надолго, окруженные скалами, лесом, которые вдруг расступались, и открывались на горизонте дымящие трубы, и белая, в солнце, проплыла в отдалении наклонная башня Невьянска. «Как в Пизе», — вымолвил полковник и вновь погрузился в горестные раздумья. Алексей же предвкушал встречу с поэтом Юрием Кузнецовым, который, так и не дописав поэму о рае, был помещен в психиатрическую лечебницу.

Клиника располагалась за неказистым поселком, среди старого заросшего парка, где растительность казалась влажной, тропической, источала соки, дурманы, пьянящие запахи цветочной пыльцы. Среди этих первобытных зарослей стоял деревянный больничный корпус, двухэтажный, столетнего возраста, но крепкий на вид. Коричневые, масляной краской выкрашенные венцы. Белые наличники на окнах. Белые же решетки, не создающие ощущения темницы или острожного дома, а, напротив, — чего-то надежного, устойчивого и заботливого. Главный врач, предупрежденный по телефону об именитом госте, встретил их на крыльце больницы. В белом халате, круглолицый, седоватый, с румяными щеками и радушными улыбками милого и доброго провинциала, он напомнил Алексею чеховских персонажей.

— Как же это вы к нам, в нашу глушь-деревню завернули? Вот уж не могли рассчитывать на столь замечательную встречу. Когда мне позвонили из управления, думал, разыгрывают. «Царь, царь!» У меня, видите ли, есть один пациент, который в периоды обострения называет себя «царем». На это время мы его забираем в больницу, проводим курс лечения, а потом отпускаем домой. Вот я и думал, что наш «царь» к нам снова пожалует! — Он вел Алексея в свой кабинет, и в этих радушных улыбочках и округлых жестах чудилась Алексею едва проступавшая ирония, то ли над собой, то ли над ним, Алексеем. Главврач уже не казался столь простым и радушным. В его добродушных глазах пульсировала темная тревожная ягодка.

— Что же вас интересует, Алексей Федорович? — доктор ласково, сквозь очки рассматривал гостя, сидя на фоне книжной полки — труды по психиатрии, медицинские справочники, монографии с надписями «эпилепсия», «шизофрения», «паранойя».

— У меня есть ощущение, доктор, что состояние общества, его глубинные заболевания, травмы, нанесенные общественному сознанию, можно лучше понять, если читать не только политологов и обществоведов, но прислушаться к бредам душевнобольных. Из их сотрясенного разума, как из проснувшегося вулкана, вырывается глубинное содержание человеческих страхов, упований, надежд. Ставя диагноз душевнобольным, можно поставить диагноз обществу, не так ли?

— Мысль очень глубокая, Алексей Федорович. То, что мы называем болезнью разума, может означать включение в работу мозга его запечатанных участков, его резервных центров. Тогда у мозга открываются несвойственные здоровому человеку возможности. И вот мы видим кликушу, предсказывающую будущее. Видим юрода, разгадывающего тайны прошлого. В истерических бредах и параноидальных видениях можно усмотреть картины мира, недоступные обыденному сознанию. В этом смысле, сумасшедшие дома могут стать центрами нетрадиционной футурологии.

— У вас здесь создано нечто подобное?

— Нет, разумеется. Для этого нет научной базы, нет оборудования, персонала. Впрочем, и мы не чураемся науки. Ведем кое-какие исследования. Знаменитый доктор Коногонов, — надеюсь, вам знакомо это имя, — спускает нам кое-какие задания, и мы проводим исследования по его методике. Итак, — улыбнулся он добродушно, — чем могу быть полезен?

— Покажите мне вашу больницу, доктор. Признаться, никогда не был в психиатрических лечебницах. Быть может, этот опыт мне пригодиться в скором будущем.

Они осматривали больничный корпус, начав обход с первого этажа, где помещалось женское отделение. Вход в отделение вел сквозь крепкую решетчатую дверь с электронным замком. Было чисто, линолеум полов стерильно блестел. В кадках и горшках стояли комнатные растения. В аквариуме плавали золотые рыбки. За столиками сидели спокойные, доброжелательные сестры в халатах, приветствуя вошедших. Из коридора был виден ряд дверей, заботливо выкрашенных в белое. За ними находились палаты.