Виртуал с чашкой кофе

В ее вузе постоянно происходили довольно тревожные перемены. Когда она только начинала преподавать пятнадцать лет назад, на ее лекции ходили все студенты. Они внимательно слушали, записывали, а потом задавали интересные вопросы. Зато в последнее время аудитории все больше пустовали или вообще были закрыты на замок. Проходя по коридору, она нередко замечала, что кто-нибудь из коллег-преподавателей ведет занятие всего для одного-двух человек. Начальство устраивало проверки, грозилось штрафовать сотрудников и отчислять студентов, но спустя некоторое время волна стихала и все возвращалась на круги своя.

Перед последней сессией к ней подошел замдекана и мягко попросил поставить всем зачеты.

– Смелее внедряйте видеолекции и компьютерное тестирование, – предложил он. – Мы должны переходить на новые форматы. Руководство требует от нас идти в ногу со временем.

Кривошеева тогда не поняла, шутит с ней этот молодой парвеню или же говорит на полном серьезе.

– Но некоторые студенты вообще на лекции не ходят! – возмутилась она. – Они все время работают, а теорию изучать не хотят. Курсовые они скачивают из Интернета. Некоторые даже дипломы там покупают! Разве это образование?

Юный протеже Ростовской посмотрел сквозь нее, как будто доцент Кривошеева была стеклянной:

– Я вам передал пожелание Клавдии Семеновны. Она просит вас не затягивать.

– Хорошо, – согласилась Кривошеева. – С нового учебного года я буду показывать картинки.

Так делали уже многие ее коллеги. Кусочек текста и портрет ученого – вот и вся наука о коммуникациях. Молодые преподаватели быстрее ориентировались в новых веяниях. Они не утруждали себя разговорами со студентами, зато регулярно отправляли на корпоративный сайт фото и видео своих занятий, перекидывались друг с другом ссылками на онлайн-конференции и подавали отличные отчеты. Марина стала догадываться, что все мероприятия, на которых собирались люди – это всего лишь фотосессии для наполнения контента.

После разговора с молодым парвеню она не выдержала и пошла к Ростовской, которую знала много лет. Та, как ни странно, была в своем кабинете, а не где-нибудь на видео-семинаре.

Выслушав сбивчивый рассказ встревоженного доцента о противоречиях между формой и содержанием образовательного процесса, декан погрозила ей пальцем:

– Не портьте нам бухгалтерию. Нам нужны хорошие показатели.

– Но ведь это не учеба! – возмутилась Кривошеева. – Это профанация какая-то! Они ничего не осмысливают. Им даже учиться некогда: числятся на дневном, а сами работают. О вечерниках и заочниках я вообще молчу. Что учились – что нет.

– Вы не понимаете – это другое, – усмехнулась декан Ростовская, глядя в экран. – Мы переходим на новые форматы. Если вам не нравится, то вы определяйтесь поскорее. Знаете, сколько сейчас безработных преподавателей? Кстати, представьте к понедельнику фотоотчет о работе со студентами.

На следующей неделе ей записали выговор за нарушение трудовой дисциплины.

Ранка на пальце больше не сочилась, но саднила все сильнее.

«Я розовые-прерозовые ношу на носу очки,» – вспомнила Марина строчку из своего детского стихотворения.

Обычно это заклинание срабатывало, чтобы справиться с подступившей хандрой.

Мелодия собачьего вальса снова заставила ее вернуться в реальность. Звонила коллега с кафедры, и Кривошеева нехотя ответила.

– Мариночка, дорогая! – сбивчиво затараторила та. – Ты не обижайся на меня, пожалуйста.

– За что, Верочка? – удивилась экс-доцентка.

– Ну, понимаешь, Ростовская решила сделать финт ушами. Никакого ученого совета не было.

– То есть как? – еще больше удивилась Марина. – А как же решение не избирать меня?

– Да это все липа. Ростовская чего-то наобещала Люське. Вот та две недели ездила по членам ученого совета, собирая подписи. Ну, то есть, домой к каждому приезжала с протоколом. Ты меня поняла?

– И что, все подписали?

– Ну кто-то подписал, а кто-то нет. Но Люся, ты знаешь, девушка с характером. Очень непростая.

– По-моему, она проще, чем три копейки, – возразила Кривошеева. – У нее сознание самки примата. А весь ее характер – поднеси-убери.

– Ну, я не знаю, – замялась бывшая коллега. – Пока мы были в отпуске, ее взяли на ставку преподавателя. И представляешь, Ростовская уже отдала ей все твои часы. Но ты борись за себя. Иди к ректору. Требуй, чтобы тебе выдали протокол. Обратись к коллегам, в конце концов! Не сиди сложа руки.

Кривошеева тяжело молчала. Пятнадцать человек – кворум – были либо не в курсе, что творится за их спинами, либо были в доле этого подлого предприятия.

– Вера, скажи мне, – медленно произнесла Кривошеева. – А ты подписывала?

Теперь замолчала бывшая коллега. Наконец, она с трудом призналась:

– Мариш, ты знаешь, у меня трое аспирантов в этом году защищаются. Если Ростовская решит их «зарезать», то и мне на кафедре больше делать нечего. Не обижайся. Такова жизнь.

– Спасибо, Вера Петровна, – поблагодарила Марина свою бывшую приятельницу. – Надеюсь, что вы возьмете и моих аспирантов.

– Ну зачем ты так, Мариш? – возмутилась та, но Кривошеева повесила трубку.