Виолончель

– Может быть… – Матвей прислушался к зазвучавшей мелодии, – Узнаешь?

– Нет. Но… красивый блюз! Потанцуем?

– С удовольствием!

– Говоришь, моих вещей у тебя дома больше, чем в моём шкафу осталось? – Элеонора положила руки на плечи Матвея, слегка приобняв за шею и наклоняя его голову к себе. – Тогда мне и переезжать не надо – я уже переехала! Верно?

– Наконец-то решилась! А это уже некий элемент определённости в моей жизни…

– Я – элемент твоей жизни?

– Не придирайся, пожалуйста, к словам. Егору позвонишь сама или мне поговорить?

– Не надо – сама. Я справлюсь. Позже скажу…, не сегодня – не хочу омрачать вечер тяжёлым и бессмысленным разговором, выслушиванием упрёков. И, кстати, – Элеонора встрепенулась, – когда приедем к тебе, откроешь дверь квартиры, возьмёшь меня на руки и внесёшь через порог….

– Без церемоний никак? – рассмеялся Матвей, обняв за талию и прижав партнёршу по танцу к себе, целуя её в губы. – Ладно, моя принцесса. Пусть так и будет.

– Ну и хорошо.

Элеонора положила голову на грудь Матвея, прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Музыка ласкала её слух, вино – будоражило кровь, а крепкие объятия Матвея наполняли её тело теплом и истомой.

Егор

УТРО.

СПАЛЬНАЯ КОМНАТА.

Егор открыл глаза. «Звонок в дверь или показалось»? Он протянул руку к прикроватной тумбочке и взял смартфон: часы на дисплее показали цифры – 09.25. «Ого! Что это меня так разморило? Засиделся вчера…». Егор вспомнил, что Элеонора так и не вернулась вчера домой и для звонков была недоступна. Он посмотрел на её сторону кровати, тяжело вздохнул…. Зазвонил звонок входной двери. «Значит, не показалось». Егор приподнялся на кровати и перебрался в инвалидное кресло, стоявшее возле неё. Вчера он уснул как был, в одежде – в спортивном костюме. Звонок в дверь повторился.

Егор поехал открывать. Глянул в висевшее в прихожей большое зеркало, покачал сокрушённо головой: сквозь зеркальное полотно на него смотрел плохо узнаваемый двойник – небритый, мятый, с опухшим ото сна лицом, с лохматой, нечёсаной головой.

– Кто там?

– Служба доставки.

– Я ничего не заказывал.

– Заказчиком значится Элеонора Свиридова, в заказе этот адрес доставки.

Егор отщелкнул щеколду замка и, приоткрывая дверь, чуть отъехал вглубь квартиры.

На пороге стоял молодой человек в футболке и бейсболке зелёного цвета, держа в руке блокнот с заказами. Возле его ног разместилась обычная клетчатая сумка с водружённой на неё коробкой пиццы.

– Здравствуйте! Егор Свиридов – правильно?

Егор кивнул головой, подтверждая верность сказанного.

– Вот… это всё Вам, – молодой человек указал рукой на сумку. – Пицца, а там в сумке, контейнеры с пловом, борщом, салатами и…, – рассыльный заглянул в свой блокнот, – и жареное мясо. Всё. А! Ещё – письмо.

–Письмо? От кого же?

Молодой человек взял конверт, лежащий поверх коробки с пиццей, повертел в руках, его рассматривая, и протянул Егору.

– Письмо не подписано. Мне контейнеры надо выгрузить из сумки… Здесь на пороге или я могу всё это внести на кухню и там выложить?

– Да, пожалуйста, если не затруднит, то – на кухню. Можно не разуваться – я босиком по квартире не хожу. – Егор хотел пошутить, но шутка не удалась, и лишь горькая усмешка тронула его губы. Рассыльный же вообще никак не среагировал на его слова – проследовал молча на кухню и принялся выгружать содержимое сумки на разделочный стол.

– Теперь всё. Распишитесь, пожалуйста.

Егор расписался в получении, юноша молча проследовал на выход, и уже оттуда донёсся его голос и щелчок закрываемой двери:

– Всего доброго Вам, Егор.

– Всего доброго. – сказал в пустоту Егор: его никто не мог уже услышать. Он вновь один в квартире. – И тебе, мир, всего доброго!

Егор посмотрел на конверт, покоящийся у него на коленях и, взяв его в руки, так же, как и рассыльный, повертел и даже понюхал. «Да, определённо, это её любимые духи. Какое оправдание в конверте? Что там?». Положил конверт на кухонный стол и принялся заглядывать в контейнеры, а затем – накладывать всё в одну тарелку. Он был голоден. Только сейчас осознал, насколько голоден. Жадно поглощая пищу, изредка бросал взгляд на неподписанный конверт, хранящий в чреве своём некую тайну, которая явно несёт в себе не радостную весть, а горечь – горечь утраты и поражения. Он был в этом уверен. Всё шло к такому финалу. Миг соприкосновения с этой вестью он откладывал на более позднее время – когда его душа успокоится, а сердце перестанет учащённо биться. Тогда он будет готов прочесть то, что Элеонора не захотела проговаривать по телефону. «Позже. Как можно позже, только не сейчас».

Насытившись, Егор положил на салфетку, укрывавшую его колени, тарелку и, подъехав вплотную к мойке, вымыл посуду. Вытерев руки, вновь вернулся к столу, разглядывая конверт, поправил ворот спортивной майки, будто душивший его в это время. В его душе просыпался гнев, всё это время молчаливый и усмиряемый. Так и не притронувшись к конверту, он резко развернулся, задев и опрокинув табурет у стола, и выехал из кухни.