Винтервуд

Она сказала: «Наверное, быть мертвой очень холодно».

Она была в ярости от того, что Флора, ее собственная дочь, стала наследницей.

Если бы Флора умерла, ее родители, в качестве ее ближайших родственников, автоматически стали бы наследниками ее состояния.

Если бы после установили, что Флора умерла от чрезмерно большой дозы опия, Шарлотта стала бы утверждать, что Лавиния не соблюла необходимой осторожности, давая ей лекарство. Лавинии было бы бесполезно это отрицать, ибо в атмосфере скандала, который возник бы вокруг этого события, неизбежно выплыло бы ее прошлое. Ее заклеймили бы, даже не выслушав.

Лавиния пыталась взять себя в руки. Разумеется, все эти дикие фантазии не имеют ничего общего с действительностью — это обрывки какого-то кошмарного сна.

И все-таки Дэниелу необходимо сказать.

Дэниела не было дома, а после возвращения он был занят делами со своим управляющим. Казалось, он никогда не освободится.

К тому времени, когда Лавиния получила наконец возможность с ним увидеться, она взвинтила себя до того, что едва ли была способна говорить связно.

Сначала он ничего не понял и дважды спросил:

— С Флорой все в порядке?

— Да, мистер Мерион. Я вам сказала, что несчастный случай произошел с сыном трубочиста. Но жертвой его должна была стать Флора. Я в этом уверена.

Она никогда не думала, что его лицо может стать таким холодным, таким суровым.

— Доктор Манроу сказал, что он выпил какую-то дозу опия?

— Нет, доктор Манроу приписал состояние Вилли ягодам, которые тот съел. Некоторые из них были, наверное, ядовитыми. Но бутылочка оказалась почти пустой. Последний раз, когда я ею пользовалась...

— Вы ею пользовались, мисс Херст? — Он говорил таким тоном, словно перед ним чужой человек и к тому же такой, которому он не доверяет.

— Да, я как-то на днях вечером дала Флоре выпить несколько капель, когда она была в истерическом состоянии.

— И часто вы это проделывали?

— Всего один-два раза. Мне велела это делать мне, миссис Мерион. Я должна признать, что действие было магическим.

— Бутылочка была совсем маленькая?

— Совсем маленькая. Я могу вам ее показать.

— В таком случае, если вы пользовались ею несколько раз, не должна ли она быть почти совсем пустой? Вы уверены, что помните, сколько оставалось жидкости?

— Я не слепая.

Он посмотрел на нее, и в его недоверчивом взгляде читалось, что, хоть она и не слепая, с памятью у нее, возможно, не все в порядке.

— Буфет, в котором стоял флакончик, был заперт?

— Нет.

— В таком случае к нему мог иметь доступ всякий, любая прислуга, питающая тайное пристрастие к опию. Такие вещи, как вам, без сомнения, известно, случаются. Человек, привыкший к употреблению опия, не обязательно засыпает. Когда — до сегодняшнего дня — вы проверяли флакончик, чтобы установить, насколько он полон?

Он забрасывал ее вопросами так, как если бы подвергал ее перекрестному допросу в суде. В ее ушах ясно звучали те, другие, вопросы: «Не скажет ли свидетельница суду, в каких отношениях она находилась с покойным? Дружеских? Интимных? Приглашала ли она его ранее в тот вечер к себе в комнату? Была ли игра в карты предлогом для этой ночной встречи?» Лавиния почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Она не могла поверить в то, что лицо инквизитора перед ней — лицо Дэниела, что жестокий, неумолимый голос, который она слышит, — это голос Дэниела.

— Вы сами видите, мисс Херст, вы ни в чем не можете поклясться, а между тем вы, по всей видимости, намекаете на то, что моя жена могла иметь к этому какое-то отношение. Да как вы смеете?!

Она не понимала, что его мрачный вид — это вид человека, у которого сердце готово разорваться. Она знала одно: она не меньше его способна дать волю гневу.

— Да, смею, потому что мне небезразлично благополучие вашей дочери. Да, небезразлично, хотя, когда я поступила к вам, мне вовсе не хотелось, чтобы так случилось. И я никого конкретно не обвиняю, я вам сообщаю только факты. Прежде чем вы окончательно отмахнетесь от сказанного мной, вы должны по крайней мере переговорить об этом с доктором Манроу. А также с вашей женой и ее кузеном. Я вам сказала, что это ваша жена первой предложила прибегнуть к опию. Она получила его, сказав аптекарю, будто ей он нужен для Флоры, у которой болит зуб, но у Флоры зуб не болел. Зачем ей понадобилось лгать?

Он молниеносно ухватился за слабое место в ее версии:

— В то время ее тетка была жива?

— Да.

— Она не успела составить новое завещание? Во всяком случае, Шарлотта о нем не знала.

— Нет, не знала.

— Тогда что же за фантастическая история родилась в вашем сознании, мисс Херст, о причине, побудившей мою жену приобрести смертельный яд? Может, она хотела ускорить смерть своей тетки, чтобы та не изменила свое завещание?

— Неужели вы способны шутить в такую минуту!

— Нет. Я не шучу. У меня нет для этого оснований. — Она вся сжалась под его обвиняющим взором. Может, он думает, что она пытается сознательно погубить Шарлотту? — Вам бы следовало вернуться к своей подопечной.

— А вы что намерены делать? — спросила она, выходя.

— То, что сочту нужным.