Винсент, убей пастора

Английский родители заставили учить со второго класса. Приходилось, как проклятому, каждый день ездить в школу проводя полтора часа в набитом, как шпротами автобусе. Это приучило ценить одиночество и прикольность пребывания со своими мыслями.

Еще все эти английские рассказики, словечки и песенки с детства, а за тем и иняз — заставили думать об Америке, как о чем родном, но временно недоступном. Только спустя два года после приезда, вдруг отчетливо понял — я ведь не только на «What is your name» заквашен.

Есть еще Булкагов, Даниил Хармс, Ильф с Петровым, Достоевский, переводы Гоблина и, если хотите даже Иосиф Кобзон. Так и застрял между ними и Джимом Моррисоном с Металликой.

***

Три движущие силы очень легко позволяют мне избавиться от наркоты, сигарет, телевизора, и постоянного депра от зря проживаемой жизни. Похоже, я-таки родился заново, как и рекомендуется в Новом Завете.

Теперь моей нишей становится церковь. Снаружи американская, а внутри бесконечно советская церковь. Представители дружной семьи народов. Тут есть даже азербайджанцы и поляки.

Я наблюдаю паству брата Стефана и вижу, что некоторыми движут вовсе не плоды Святого Духа, а скорее возможность увидится три раза в неделю, обменятся сплетнями на русском, урвать новый рецептик и просто потрепаться после собрания.

Это несчастные люди. О Свете им неизвестно. Задача пресвитеров рассказать о свете слепым. Сложная задача, а потому интересная. Мне кажется, у меня тоже должно получится. С Божьей помощью, разумеется.

***

Три движущие силы заставляют меня купить три новых костюма. Не в футболках же ходить к Свету и к Лил.

Костюмы нормальные здесь стоят несуразно как-то дорого — баксов триста –четыреста, и это за рядовой средненький костюмчик типа Красный Богатырь, я уже молчу о дизайнерских моделях.

Дикость по сравнению с копеечной джинсней, в которую от и до можно упаковаться меньше чем за сотку. Здесь костюм — стиль жизни, манифест. В джинсне вся страна.

А костюм — это в основном белый республиканец на машине не старше двух лет, и кофе исключительно из кофеюшника Старбакс. Истэблишмент. Правящий класс. Их так и называют — Suits — люди-пиджаки.

Люди которые до сих пор ездят с наклейкой W на бампере. W — американцы, кстати произносят эту букву как «дАбья», это среднее имя бывшего преза — ДжЁОррдж Дабья Бушь.

Президент над которым смеялись и швыряли ботинками, но имевший в стране полную, приближающуюся к абсолютной, власть.

Свобода американская заключается наверное в том, что можно также купить наклейку с перечеркнутой W и вмочить ее на бампер. Вот. Свобода слова на уровне бамперных наклеек.

Хотя в Стане нельзя сделать и этого.

Но мне повезло — ростом я, наверное, с Денни де Вито, так что костюмы покупаю в американском «Детском Мире» — почти даром.

Новый Завет прочёл уже дважды.

Теперь штудирую, зубрю. Прикольно вворачивать в разговор целые пассажи, не заглядывая в Первоисточник. Наблюдаю с тихим восторгом работу профессиональных проповедников. Я знаю, что суть моего служения — проповедь. Кафедра церкви — вот за что Господь сохранил мне жизнь на Щелковском шоссе.

Вот куда Он всю жизнь меня вёл. А может этого от меня хотели и Грибы. Они ведь тоже — плохому не научат, не верите так попробуйте. Разок можно — это не герыч, зависимости не вызовет, да и потом после полученной информации, вам год не захочется туда соваться. А ещё лучше — прекращайте-ка бухать, и читайте Библию. Бодрствуйте и трезвитесь — ибо скоро уже.

Я знаю — скоро уже братья Стефан с Володей заметят, что я прирождённый проповедник.

***

Как-то в церкви появляется один гость. Старику за восемьдесят, и его под-руки выводят на кафедру брат Стефан с братом Володей. Жду потока маразма типа брежневского анекдота про олимпийские кольца.

А старик вдруг говорит такую проповедь, что у меня слезы встают в глазах. Душа у старика как у восемнадцатилетнего пацана. Оболочка поизносилась, а душа юноши, идеалиста и романтика. От истинно верующих всегда исходит мощная сила.

Вечером за ритуальным ужином у Мракисянов пытаюсь выяснить почему старика не видно было раньше.

— А они в доме престарелых живут, по восьмой программе. Когда их кто привезет в церковь, тогда и приходят. Когда некому отвезти — дома соберутся, поют псалмы и молятся.

Тетя Вера подает на стол печеное.

Как же это — когда кто привезет, тогда и приходят! Да у них может кроме поездок этих и радости в жизни-то не осталось. Последние дни доживают в чужой стране. Без языка и будущего. Да, американские дома престарелых — превосходны, здесь нам есть чему поучится.

Но после отсидки мне почему стало казаться, что каждый детский сад, пионерский лагерь, дом престарелых, армейская казарма — это всегда немножко тюрьма. Инститьюшн — как здесь говорят. Учреждение, как говорят у нас. Место где из человека делают кирпичик в стене государства.

Угадайте, что я делаю?

Правильно, теперь три раза в неделю перед собранием церкви еду в этот самый дом и набиваю дядь Сашин додж под завязку стариками.