Винни Ковальский, гнус частного сыска

– Вот это уже действительно чушь, – возмутился Бишоп. – С чего сэр Реджинальд должен желать сам себя скомпрометировать связью с какой-то артисткой из кабаре?

– Для того, чтобы скрыть нечто, что может скомпрометировать его ещё больше, – спокойно ответил Ковальский. – Сложите два и два, в конце концов. Его жена явная невротичка, у секретаря вся библиотека заставлена книгами по теории сексуальности, а на роль любовницы он почему-то выбирает девушку, которая переодевается в мужской костюм и у которой есть брат, весьма похожий на неё.

– Чёрт побери… – пробормотал Солгрейв. Бишоп непонимающе уставился на Ковальского. Сыщик ответил ему взглядом, полным унизительного сочувствия.

– Провинция, сэр! Ваш коллега из Скотланд-Ярда догадливее. Фицрой сожительствовал не с Виолой Харди, а с её братом, Мартином Харди. Ну не любит он женщин, что делать. Мартин приходил к нему под видом Виолы, переодевшись в платье сестры.

– Фу, пакость какая, – передёрнуло Бишопа. Солгрейв сохранял хладнокровие.

– Понятно, – сказал он, – значит, отпускать его в любом случае рановато. Но только как с этим делом связана настоящая Виола? Разве что она шантажировала сэра Реджинальда?

– По-видимому, да. Причём леди Фицрой было известно всё, но из щепетильности она могла пойти в петлю, только бы не обнародовать семейный позор.

В этот момент в дверь постучали.

– Войдите, – ответил Бишоп. В кабинет заглянул констебль.

– Сэр, привезли Мартина Харди. Его арестовали в Лондоне.

– Да-да, – вмешался Солгрейв, упреждая вопросы суперинтенданта, – это я велел его арестовать. Ведите его сюда.

– Будем допрашивать? – Бишоп покосился на Ковальского. – В таком случае не удалите ли вы вашего, гм, агента? Его присутствие…

– Намёк понят, шеф, – без всякой обиды откликнулся частный детектив. – Никаких затруднений.

Он встал, нахлобучил на голову шляпу и вышел. В коридоре он на миг задержался и увидел, как мимо него два констебля проводят худенького темноглазого юношу с девически нежными чертами лица.

Мартин Харди тоже увидел Ковальского. Щёки артиста от гнева сделались как свёкла.

– Сука раскрашенная, – выдохнул он. – Так ты ещё и легавый?

– Закрой рот, приятель, – сказал один констебль и впихнул Харди в следовательский кабинет. Второй констебль чуть задержался на пороге, и Ковальский негромко спросил его:

– Прошу прощения, сэр, где здесь телефон?

– В приёмной, – не оборачиваясь, ответил констебль, – вон там.

Зайдя в кабинет, Мартин Харди несколько секунд обводил взглядом обоих следователей. Потом он куснул нижнюю губу, дёрнул плечом и, выставив перед собой скованные наручниками руки, произнёс:

– Снимите с меня это. Я хочу дать письменные показания.

– По поводу чего? – уточнил суперинтендант. Харди набычился, что выглядело смешно при его миниатюрном сложении.

– Что я забавлял сэра Реджинальда. Ну, ложился с ним в постель.

Бишоп взглянул на Солгрейва. Инспектор весьма значительно подмигнул ему. Впрочем, если бы он мог, он бы подмигнул и сам себе – на счастье, Ковальский отсутствовал и не мог позлорадствовать.

– Прекрасно, – брезгливо проговорил Бишоп. – Самое время устроить очную ставку. По удачному стечению обстоятельств, сэр Реджинальд у нас.

Через минуту в кабинете появился Реджинальд Фицрой. Хотя он был без наручников, так как всё ещё проходил по делу свидетелем, он выглядел куда более напуганным, чем Харди. Когда же он увидел самого Харди, он даже замер на мгновение. Правда, он тут же взял себя в руки и сел на стул, указанный ему суперинтендантом.

– Вы знаете этого молодого человека? – спросил Бишоп. Сэр Реджинальд надменно вздёрнул верхнюю губу.

– Вряд ли. Хотя, кажется, я видел его в варьете «Шоу Ку-ку» – чечётку он танцует, что ли.

Харди выпрямился и окатил сэра Реджинальда водопадом такого презрения, что аристократическая ужимка баронета на этом фоне сделалась жалкой.

– Хватит придуриваться, Реджи. Ты платил мне деньги и пользовал меня до посинения. Я ходил к тебе в женском платье, и все думали, что это Виола. Ей ты тоже платил, чтобы она помалкивала.

Баронет вскочил на ноги. Он бросился бы на артиста с кулаками, если бы констебль не удержал его.

– Да как ты смеешь! Молокосос!

Харди только фыркнул.

– Я, может, и молокосос, но не дурак. Если я скажу всю правду, меня посадят на пару лет в тюрьму, и только. Мне всего семнадцать, у меня ещё вся жизнь впереди. А если я буду запираться, то господа полицейские решат, что это я убил сестру. С виселицы обратно дороги нет.

– Мистер Харди, – сказал Солгрейв, – выяснять отношения сейчас не время. Вы должны объяснить, почему вы были в Фервуде во время убийства вашей сестры и что вы там видели.

Харди потупился.

– Хорошо. Я и правда там был. Только я вообще не знал, что Виола поехала туда.

– Что в таком случае подвигло вас туда отправиться? – недоверчиво спросил Солгрейв. – В отсутствие вашего… ммм… друга?

– Друга! – Харди мрачно посмотрел на сникшего баронета. – Кому друга, а кому… Надоело мне это дело хуже горькой редьки, я и решил сказать всё начистоту мистеру Моррису.