Вина

Я не хотел есть и уже не хотел спать, я плакал от страха и немощи, жалея себя, что так мучился от терний судьбы. Вдруг мне стало одиноко, впервые за столько лет я пожалел, что остался один, и не могу поделиться болью и мыслями, скопившимися за всю жизнь. Я мог говорить, мог кричать и злиться, но сидел на кухне и молча плакал.

Включив телевизор, как делал всегда, чтобы не было тоскливо, наткнулся на новостной репортаж с вокзала, я сразу понял, о чём он, но долго не двигался, стараясь как можно внимательней вслушаться. На кадрах была та самая девушка с платформы, было видно, как она теряет сознание и падает на пути, пропадая из поля зрения камеры, и как поезд, не в силах остановится, проезжает по ней. На запись не попал ни я, ни её платок, а диктор сказал о несчастной смерти молодой студентки. Я ждал и ждал, когда покажут её лицо, плевать на имя, я должен был увидеть её лицо, но репортаж закончился, сменившись прогнозом погоды, где красивая девушка с улыбкой вещала о привычных и незаменимых ритуалах в период дождей.

«Платок…» — снова послышался голос.

Я перевернул стол и стал ковырять плитку, что не поддавалась на мои манипуляции. Тогда я стал бить по ней молотком для мяса, отрывая куски треснувшей керамики.

«Он должен быть здесь!» твердил я себе, почти крича.

Но разобрав весь пол, я не нашёл ни следа этой проклятой ткани, словно черти смеялись надо мной. Я не попал на запись, но точно помнил, как взял платок, всё ещё ощущая его ожёг на ладони. Как понять, что было, а чего не было?

Я вспомнил, что ни разу не ел, хотя прошло много времени, чувство голода затмили страх и стыд, я попытался поесть, но меня выворачивало каждый раз, стоило пищи попасть на язык. Вокруг витала духота, я не чувствовал запахов, лишь привкус желчи и головную боль. Обессилив, я упал на колени и закрыл глаза, вряд ли в них есть смысл, если они врут мне.

Спустя время я услышал лёгкое стрекотание в воздухе, будто он завибрировал. Сжимая веки как можно сильнее, лишь бы не видеть то, как мой разум снова меня обманывает, я взмолился ко всем высшим и темным силам о прощении и сострадании. Демоны, что терзали мою душу, запели, пол начал трястись, и я упёрся руками в стены в узком коридоре. Когда тряска затихла, меня кто-то окликнул за спиной странным голосом, ни мужским, ни женским, растерявшись, я обернулся, но глаза приоткрыл не сразу.

— Так и будешь прятаться под вЕками? — спросил голос.

Я распахнул глаза и ужаснулся, нечто бестелесное и бесформенное возвышалось надо мной, взирая тысячей пронзительных глаз.

— Твои муки не принесут покоя.

— Шутишь? — голос дрожал, но я, противясь ему, продолжал. — Я умер? Как?

— Тебя сбила машина.

— Когда? Когда я бежал со станции?

— Нет, это случилось через много лет после. Ты вышел с вокзала и поехал на такси, защитил диссертацию и много лет работал в институте.

Невероятно… Всё было именно так, как оно сказало. Внезапно голова перестала болеть, а разум прояснился, я помнил всё: своё рождение, жизнь и смерть, машину, крик и пелену. Я видел гибель девушки и не помог ей, боясь опоздать и потерять свой шанс на успех, отгоняя всякую мысль о ней и свою вину.

— Тогда почему я помнил лишь это?

— Вероятно, тебя это гложет. В жизни мы не всегда честны, даже сами с собой, и порой забываем об истинных мыслях. Воспоминания путаются и исчезают, чувства притупляются, а желания перестают представлять ценность. Но, как ни странно, именно об этом думают все, когда приходит время. О сожалениях. И только тогда ты честен, когда шанса уже нет.

Я не подобрал платок тогда, но навсегда забрал его в свои мысли. Я хотел увидеть её лицо, но не мог и потому создал её частичку. Как будто легче, когда видишь лицо, знаешь и помнишь, а может и не легче. Может, мы специально вызываем боль, чтобы было чем себя оправдать.

— Боже… Я не хочу умирать… — холодный воздух обдувал мои щеки, стирая слёзы.

— Никто не хочет. Никто не жалеет о рождении, но все жалеют о смерти. А неизменно как то, так и другое.

Его сияние окутало меня, словно объятия матери, тёплые и спокойные. Я мог отвлечься от боли и простить себя, но…

— Я отправлюсь в ад? — почти шёпотом поинтересовался я.

— Ты уже тут. В своём, персональном.