Людвиг. Все возмущены до предела! Ни о чем другом уже не говорят! По-моему, надо переходить к решительным действиям. Не станем же мы спокойно смотреть, как инквизиция врывается в дома беззащитных и тащит их на костер! Мы никогда этого не допустим!
Вильгельм. Кто – мы?
Людвиг. То есть как? Все порядочные люди! Все, у кого в груди благородное сердце!
Вильгельм. И много ты уже набрал таких сердец?
Людвиг. Все мои друзья, ваша светлость, полностью разделяют мои взгляды!
Вильгельм. А как вы собираетесь воздействовать на тех, кто не разделяет ваших взглядов?
Трое старших братьев располагаются в большой комнате.
Людвиг. Прежде всего, Виллем, я хотел бы узнать, что собираешься делать ты. Конечно, этот дьявол Гранвелла забрал всю власть в свои когти – но когда в Государственном совете сидят такие люди, как ты и Эгмонт! Всем же ясно, что вы так просто ему не сдадитесь!
Ведь для вас инквизиция – это просто личное оскорбление! Собственно, как и для каждого фламандца!
Вильгельм. Видишь ли, мой мальчик, так как я поставлен штатгальтером трех провинций, а также занимаю другие государственные должности, то я считаю своим первейшим долгом поддерживать законы этой страны, освященные временем и обычаем. Решение правительства учредить новые епархии – или же, по сути дела, ввести повсеместную инквизицию, – противоречит этим законам.
Людвиг. Оно прежде всего противоречит законам человечности!
Вильгельм. А ты мог бы кому-нибудь объяснить, что такое человечность, Людвиг?
Людвиг. Ну, это…
Вильгельм. И не пытайся! Те, кто это знает, ни в каких объяснениях не нуждаются! А вот для тех, кто нуждается, существуют законы, записанные на пергаменте.
Вот, все всполошились, когда увидели инквизицию у своих дверей! Еще бы! При этой системе никто не уверен в своей безопасности. – Инквизиция не знает правых, ей нужны только виноватые, а чтобы их число не уменьшалось, у нее есть много способов.
Что и говорить, когда из-за случайно брошенного слова, взгляда можно попасть на костер, то жизнь становится невыносимой! А как быть, когда туда попадают за доказанные преступления – за веру?
Преследования еретиков ведутся десятки лет, хотя этим прямо нарушается конституция, особенно хартии Брабанта и Голландии. Конечно, в провинциях не идет такая бойня, как в Турнэ, но тоже нет-нет да и сожгут кого-нибудь живьем! А как бьются при этом благородные сердца?
Людвиг. Виллем, ты говоришь это мне? Ты знаешь меня с детства!
Вильгельм. Надо знать. Ты уже взрослый.
Иоганн
Он указывает во двор. Принц и Людвиг отходят к окну: во дворе их младшие братья играют в военную игру. Завидев Людвига, они машут ему, чтобы он шел к ним. Он быстро отворачивается.
Людвиг
Вильгельм. В тех местах, где выполнялись королевские эдикты, гонения станут еще более жестокими! Там же, где им сопротивлялись, – надо надеяться, это сопротивление возрастет!
Людвиг. Да, а во Франции на это смотрят по-другому!
Там решили во что бы то ни стало добиться полного равноправия для протестантов. Они готовы выступить в любую минуту. Все силы собраны. – Я располагаю точнейшими сведениями обо всем, что там происходит.
Вильгельм. Что ж, мне очень лестно, что ты пользуешься таким доверием у гугенотов!
Иоганн. Это они пользуются его доверием! Они испрашивают его благословения на каждый свой шаг.
Вильгельм
Людвиг. А ты не допускаешь, что может случиться так, что твое миролюбие ни в ком не найдет поддержки?
Вильгельм. Допускаю.
Людвиг. Что же тогда?
Вильгельм. Тогда, как и сейчас, я не стану скрывать от тебя своих намерений, мой мальчик!
А пока что я хочу обсудить с вами семейные дела.
Я собираюсь жениться! Но для этого мне предстоит уладить некоторые дипломатические моменты. Я хочу просить вас выступить в качестве посредников, но предупреждаю, что дело это будет не из легких!
Иоганн. Мы очень внимательно слушаем вас, ваша светлость.
Вильгельм. Я намерен просить руки Анны Саксонской, дочери покойного Морица[4], племянницы нынешнего курфюрста.
Людвиг и Иоганн вскакивают со своих мест.
2. Брюссель. Кабинет правительницы. Маргарита Пармская, кардинал Гранвелла и президент Тайного совета Вилиус.
Маргарита
Гранвелла. Ну-ну! Это не так-то легко сделать.