Викториум

Падишах махнул рукой, давая Аббасу-аге понять, что аудиенция окончена. Тот снова низко поклонился правителю Леванта и поспешно покинул павильон. Слишком уж сильно тот напоминал правоверному мусульманину о том, какие услады ждут его после смерти. А Аббас-ага еще хотел пожить на этом свете, как бы хорошо ему не пришлось на том.

Первой весточкой опасности стало исчезновение разведчиков. Убыхи, которых отправляли следить за русским отрядом, раз за разом не возвращались. А это могло означать только одно. Теперь небольшая армия шерифа Али сама находилась под наблюдением неведомого противника. Первой жертвой его стали убыхи, но что будет дальше — этого шериф Али предсказать не мог. Однако пытался, как называл это Лоуренс, делать хорошую мину при плохой игре. Конечно, шериф не демонстрировал своим людям совсем уж показного равнодушия по поводу происходящего. Но и панику старался не допустить любой ценой.

И самым удивительным для шерифа стало то, что его правой рукой как-то незаметно стал лысый гигант. Шейх курдов, которые боялись даже произнести его имя. И не зря. Ведь звали гиганта Салман, что означает миролюбивый или спокойный. Но ни одно из этих слов не подходило для чудовищного шейха, чье тело покрыто множеством шрамов — свидетельств побед над врагами.

Однако не только благодаря своей силе немногословный Салман, которого курды его клана звали не иначе как хади — предводитель, смог завоевать себе власть над несколькими сотнями воинственных жителей Курдистана. Не только отвагой завоевал он свое положение. Но еще и умом. Вряд ли кто-то из видевших Салмана-хади мог заподозрить, что в его лысой, покрытой многими шрамами голове может иметься быстрый и хваткий разум. Иногда шерифу Али казалось, что Салман вовсе и не человек, а барс-оборотень из детских сказок. Их любила рассказывать маленькому Али старуха, давно забывшая собственное имя. Героем ее историй часто был хитроумный барс, перекидывающийся юным красавцем. Вот только его всегда выдавали глаза — желтые глаза дикой кошки, а не человека.

— Я знаю долину, которая лежит впереди, — произнес Салман-хади. Он как обычно ехал по правую руку от шерифа Али. Ноги могучего бактриана, что вез шейха курдов, казалось, могут подломиться в любой момент. — Это очень хорошее место для засады.

— Ты считаешь, что на нас все-таки готовят нападение? — поинтересовался у него шериф Али. Больше для того, чтобы как-то развеять или, наоборот, подтвердить собственные сомнения на этот счет.

— А ты считаешь, что десяток русских казаков перебил уже почти полсотни убыхов? — не слишком вежливо бросил в ответ Салман. При иных обстоятельствах одних этих слов было достаточно, чтобы шериф Али выхватил саблю и ринулся на обидчика. Даже на такого монстра, каким был Салман-хади. Честь шериф всегда ставил превыше жизни. Пускай и нет никаких шансов не то, что победить обидчика, а просто выжить в схватке с ним. Но не из-за этого смерил свою гордыню шериф Али. Он понимал, что Салман прав — русским, даже будь казаки превосходными воинами, не удалось бы перехватить и перебить всех разведчиков. Убыхи ведь тоже ребята не робкого десятка и знают, как обращаться с кинжалом и винтовкой.

— Мустафа-баши! — громко выкрикнул шериф Али имя одного из командиров редифов. Тот быстро подъехал к ним на своем легконогом жеребце. Махнул рукой в некоем подобии салюта. — Отправь в долину два десятка своих редифов, — велел ему шериф Али. — Первый десяток пусть въедет в долину по дороге, идущей между холмов. Второй же раздели на две части по пять человек. Пусть это будут всадники на самых быстрых конях. Они должны быстро подняться на холмы и оглядеть долину сверху.

— Если там засел враг, — протянул задумчиво Мустафа-баши, — то десятка, что въедет в долину по дороге, обречена.

— Ваша работа воевать и умирать за мое золото, — отмахнулся шериф Али.

— И то верно, — усмехнулся, показав крепкие белые зубы, Мустафа. — Эти погибнут — остальным достанется больше золота.

И он ускакал к своим редифам.

Огромный табор армии шерифа Али — сотни людей, лошадей и верблюдов — медленно остановился у широкой дороги, ведущей в долину, укрывшуюся за чередой высоких холмов. За ним с вершины одного из холмов наблюдал через складную подзорную трубу Аббас-ага. Он спустился с коня. Сегодня многим янычарам придется сражаться в пешем строю. Да и сам Аббас-ага предпочитал твердо стоять обеими ногами на земле, когда дерется с врагом.

Боевые курильницы Аббас запретил разводить. Опытный воин мог почуять их дым за милю, а то и дальше. Потому янычары ограничивались ингаляторами на масках. Пулеметы и пара пушек были замаскированы до поры ветками. Их Аббас-ага расположил на весьма выгодных позициях — они полностью простреливали всю долину. И должны были эффективно прикрыть спускающихся с холмов янычар.

— Аббас-ага, — отвлек командира от созерцания остановившихся врагов один из янычар, — погляди туда.