Виктор Вавич

Они с Алешкой вели Саньку по темным слободским улицам. Санька спотыкался о мерзлые комья грязи. Его то бросало вперед, как будто он бежал с крутой горы, то вдруг откидывало назад, и он останавливался. Первый раз он был пьян совсем.

Потом за какой-то порог зацепился Санька, чуть не упал - очень не хотелось вставать. Повис на чьих-то руках. Больно и тошно вонзилась лампа в глаза. Санька сел - черт его знает, что оно под ним было, но мутно голову клонило куда-то в омут, и вот понеслось и закружилось в голове. Санька сжал глаза, съежился, поджался, чтоб как-нибудь укрепиться в этом вихре, и коснеющей рукой поднял ворот шинели, - его трясло от холода мелкой, тошной дрожью. И захотелось согреться, прижаться , и до слез стало жалко себя - как собака в осенний дождь в холодной грязи. И вдруг почудилось, как жарко в ухо говорит женский голос, и где-то внутри тепло запело:

Пусть цветы мои,
Нежный аромат.

И так захотелось прижаться к теплому и чтоб кто-нибудь согрел и пожалел. Но все это острой секундой промахнуло в груди, и Санька провалился в хмельные потемки.

Сквозь муть, сквозь обрывок сна белой полосой прошло сознание, холодное, прозрачное, как утренняя вода. Санька, не открывая глаз, слушал, как осторожно звякала посуда и глухо говорили жующие голоса. Но думать было больно и тошно: все равно, там увижу, что. И Санька перестал напрягать внимание, и как теплой водой его залил сон.

Наконец Санька открыл глаза. Прямо перед ним на грязных обоях весело и уверенно жило солнечное пятно. Казалось, шевелилась и дымилась мохнатая бумага. Санька, не двигаясь, глядел на живые разводы и пятна и слышал густой, ровный голос колокола, далеко за окном.

Звякнула щеколда, и незнакомый голос осторожно спросил:

- Что, все спит?

- Полным ходом заваливает.

"Где это я?" - подумал Санька. Без страха подумал, с тягучим интересом, и пошевелился.

- Да не! Валите, спите, - услыхал он над собой.

Санька поднял больную голову и огляделся. Совершенно незнакомая комнатка, и совершенно незнакомые люди. Санька растерянно спешил сообразить, как он сюда попал. Он смотрел то на молодого в чистой белой рубашке в полоску, то на другого постарше, что снимал пальто и живыми заигрывающими глазами глядел, теребил Саньку.

- Скажите, вы не знаете, где это я? - сказал Санька и сел на кровать в своей шинели с поднятым воротником.

Оба человека рассмеялись. Молодой парнишка гоготал в голос.

Санька мотал головой, голова трещала, и тошная муть поднималась изнутри.

- Голова? - спросил участливо старший. - Враз поправим. А мозоля не болит? - И он засмеялся.

Как в открытое окно, сразу глянул на Саньку "Слон", гомон и звон.

- А Алешка?

- Алексей ушли, - сказал молодой парень и переглянулся со старшим.

Но старший рылся уж в карманах пальто, лазил по кармашкам тужурки, брякал медяками.

- Сейчас поправим.

- У меня деньги есть, - сказал Санька через силу и полез в тужурку.

- Не надо, зачем? Новое дело. Мы сейчас!

- Сорок семь... Полтинник надо. Да говорю - не поверит она, - слышал Санька, как сговаривались хозяева.

- Ну, давайте три копейки, коли есть, и квит. Санька хотел достать и рассыпал по полу мелочь. Молодой сорвал со стены шапку и выбежал.

- Сейчас я чайник поставлю, - сказал старший и выскочил следом, бренча жестяной крышкой. Санька снова повалился на кровать.

Червяк и машинка

САНЬКА сидел за столом, против окна, на солнце. Он ежился в шинели внакидку. Дмитрий Карнаух сидел в углу, наливал чай. Солнце просквозило золотую струю, и пар, переваливаясь, не спеша, крутясь, поднимался в луче.

Полбутылки водки и толстая граненая рюмка стояли перед Санькой. Ему тепло было смотреть на чай, а Карнаух кивал на бутылку:

- А вы вторую! Ни черта, что не лезет, а вы ее нахально. Ей-богу, налей! - крикнул он парнишке. Санька, содрогаясь, выпил вторую, он никогда не опохмелялся.

- Да, да, - говорил Карнаух, подставляя Саньке стакан, - нарядили мы его в твинчик, поверх надели дипломат, вроде бушлатика, я ему брюки свои дал, шапку-невидимку, и стал наш Алешенька вроде кузнеца Вавила, - и Карнаух загоготал, - смех, ей-богу! Паспортина железный. Он мне в "Слоне" говорит: "Полет надо делать". Я ему говорю: "Вались ко мне и утром шагай до Ивановки", там на машину и понес. Там люди есть.

Санька держал стакан чаю, жег и грел руки.

- Фартовый, - сказал парнишка, дуя в блюдце. - А вы вместе учитесь?

- Да! А стойте, - вдруг живо сказал Карнаух и лукавой искрой бросил на Саньку, - вот-вот. Я про червяка.

- Да ты брось, - сказал паренек, - у человека голова болит, и ты с червяком своим! - И подсунул свою чашку Карнауху.