Читаем Виктор Вавич полностью

- Давай закурим, - сказал Алешка и остановился. Башкин прошел вперед и ждал в трех шагах. Чиркая спички, Алешка говорил хриплым голосом:

- Слушай, я ему по морде дам. Можно?

- Брось, - шептал Санька, - он, ей-богу, ничего. Я скажу, он уйдет.

- Ну ладно, - сказал Алешка громко.

- Я слышал, что вы сказали, - сказал Башкин, когда они поровнялись. Голос у него был серьезный, с дружеской ноткой и совсем другой: искренний голос. - Я слышал, вы мне хотели по морде дать. Правда ведь? Правда, я слышал.

- Да, хотел, - сказал Алешка и взглянул на Башкина. Башкин пристально, проникновенно глядел ему в глаза.

- Ну, от вас пахнет вином. Но вы же не пьяны? Нисколько?

- Нисколечко, - сказал Алешка и улыбнулся. Он гулко шагал по тротуару. Башкин не в лад тараторил калошами рядом.

- Мне даже кажется, что вы добрый человек. Нет, нет, это совсем не комплимент. Меня всегда интересует, как могут люди - для меня это совершенно непостижимо - ну вот, как глотать стекло, - непонятно, как можно ударить человека по физиономии. Скажите, вы бы действительно ударили меня по щеке? - И он сам приложил к лицу свой кулак в перчатке. - Нет, меня серьезно это очень интересует. Я вот раз смотрел, как городовой бил пьяного по лицу, усаживая на извозчика. Так он это так, как подушку, когда не влезает в чемодан. А у вас как?

Башкин шел, слегка повернувшись боком к Алешке, и все внимательно смотрел ему в глаза.

- Ведь вы хотели ударить не с тем же, чтобы потом раскаиваться? Конечно, конечно, нет. Значит, чувствовали за собой право.

- Вы хотите сказать: какое я имею...

- Нет, я не это. А вот я на самом деле завидую людям, которые имеют право судить и карать. Как будто он пророк и знает истину. Ведь вы даже нисколько не сомневались, что хорошо сделаете, когда дадите мне по морде. Нет, серьезно. И я вот себя утешаю, что это у таких людей не от высшего, а от...

- Ограниченности, - подсказал Алешка задумчиво.

- Ну да, ну да, - заспешил Башкин.

- Нам направо, - сказал Санька.

- Слушайте, - сказал Башкин и протянул руку Подгорному, - нам непременно надо увидаться. Мне очень это важно. - Он пожимал и тряс Алешкину руку. - Прощай, брат, - вдруг на ты обратился он к Саньке и, не подав ему руки, свернул за угол.

<p>Выпить бы</p>

- СЛУШАЙ, что это за... черт его знает, - спросил Алешка и остановился.

- А вот, видал? Ну, и всегда, и каждый раз так. И кто он, тоже черт его знает. Пришел на бал, руку завязал. Чтоб все спрашивали. Завтра хромать, наверно, начнет. И древнееврейский язык выучил тоже, по-моему, для того же.

- Он же русский, - удивился Алешка.

- Ну да... И вот руки не подал.

- Это он за морду на тебе сорвал.

- А черт его знает. Бросим. - И Санька отшвырнул папиросу и застегнулся.

Они устало плелись по мокрому тротуару. Молчали. Вдруг Алешка спросил:

- А у тебя как с дворником? Еще не впустит, гляди.

- У меня ключ от парадной. Ты знаешь, я вот все думаю, что это каждый раз так... ждешь, ждешь, все больше, больше... я про бал говорю... вот, вот что-то должно быть, самое, самое. И кажется даже - все ближе, все растет. И вдруг - марш. Конец. Так, ни с чем... Готово.

- А ты чего же хотел? - Алешка весело обернулся.

- Понимаешь, я все думаю, что и жизнь так. Черт его знает - задыхаешься, ловишь и, главное, ждешь, что за жизнь твою что-то будет. Небеса, одним словом, разверзнутся. И вот-вот даже будет казаться: сейчас, еще полвершка. И ты в суете, все раздуваешь, чтоб огонь держать. И вдруг - марш. Так с открытым ртом и помрешь. Обман какой-то. У тебя такого не бывает?

- Не-ет, - протянул задумчиво Алешка, - я другого жду, случая, что ли. Как сказать?..

- Встречи? - спросил Санька и сразу наддал ходу.

- Нет-нет! Как бы его, к дьяволу, просто объяснить. Ну, представь себе, что у тебя револьвер в кармане. И там один патрон - на всю жизнь. И выстрелить ты можешь, когда хочешь. И это уж раз - и наповал.

- Ну так что?

- А вот и все. И тогда уж весь сгоришь. Чтоб вся кровь полохнула - и за самое главное, за дорогое. И тогда должно все ярким пламенем озариться, и все узнается... само... И только знать бы - когда и не пропустить, и чтоб дотерпеть.

- Гм. Все-таки ты ждешь, значит? - сказал Санька не сразу.

- Идем, брат, идем, - сказал Алешка и быстро зашагал. - Выпить бы сейчас, эх...

- Выпить бы, это верно; здорово.

Они подходили к дому, и Санька шарил по карманам ключ. Алешка оглядывал по сторонам: чисто - никого.

<p>Паучки</p>

У САНЬКИ в комнате Алешка сейчас же подошел к окну.

- Во двор? В чужой? И, конечно, замазано. Жаль.

- А что? - спросил Санька и сейчас же понял. - Можно открыть.

Алешка повернул шпингалет, уперся в подоконник коленом и потянул. Свежая замазка жирными червяками закапала, зашлепала на подоконник.

Рама дрогнула стеклами и отошла.

Алешка спокойно, методично открыл вторую, заботливо сгреб с подоконника сор и далеко зашвырнул на чужой двор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза