Виктор Вавич

Лужица на дорожке, как грустный глаз, отражала черные ветки и серое небо. "А вдруг побежать сейчас домой, - подумал Коля, - бежать всю дорогу без передышки бегом, прибежать к мулиньке и сказать, сказать, все, как было?" И тут вспомнил утреннее мамино лицо - в доме такое, а ты вон что? И папа дома, наверное, проснулся - и ничего, ничего не выйдет. Коля не мог сидеть, он встал и стал ходить вокруг площадки. До двух часов буду так ходить. Если б можно было рассказать кому-нибудь, а то ведь все только выругают. Самое легкое ругать. А Бог, наверно, все до чуточки знает, - и Коля взглянул на небо. Неба никакого не было: сплошная, мутная белизна стояла над деревьями и из нее капали редкие капли, как с потолка бани. А записку от родителей, почему не был, - это я и завтра не пойду; скажу маме, что голова страшно болит, а потом попрошу записку и буду маме подсказывать, как писать, что было вообще: не мог посещать гимназию по случаю сильной головной боли, а чтоб когда именно, не было сказано, и сойдет. Сойдет наверно, Бог непременно даст, чтоб сошло. Коля вздохнул и медленно перекрестился, с болью прижимая мокрые пальцы колбу. Вдруг голос:

- Коля!

Коля дернулся головой и, приоткрыв рот, глядел и не мог сразу узнать: в трех шагах поверх кустов смотрел на него улыбаясь высокий человек.

- Коля! Ты что ж тут делаешь? Без герба?

Башкин прямо через кусты, без дорожки продирался к Коле.

А вы?

КОЛЯ скорей спрятал руку, которой крестился, в карман, отвернул вбок голову и в сторону, прочь от Башкина, криво улыбался и говорил все:

- Здрассте... здрассте...

А Башкин уже шлепал калошами рядом и громко говорил смеющимся голосом:

- Что ж ты, не узнаешь? Я же знаю, что казну правишь. Правда, ведь казну правишь? - И положил руку на все плечо и наклонился и лезет в лицо заглянуть. И если сейчас скажет, что видел, как крестился, то сейчас же надо бежать вон, куда попало, через кусты, под откос со всей силы. - Коля, да милый мой, - говорил Башкин и совсем наклонился к уху, - да ведь я сам казну справлял. Когда уж в восьмом классе даже был. Ей-богу. Что ж такое? Я не скажу, честное тебе слово даю, не скажу, - весело говорил Башкин, - вот провались я в эту лужу с головой. Идем на скамейку сядем, - и Башкин совсем как товарищ тянул Колю за рукав к скамейке. - Садись, дружище. Я сейчас тоже, знаешь, казну правлю. Верно тебе говорю.

Коля взглянул на Башкина.

- Нет, верное слово, казну... Я, может быть, тебе расскажу, как. А ты чего сегодня испугался? Латинского?

Башкин сидел совсем рядом и сделал заботливое, серьезное лицо и старался заглянуть Коле под спущенный козырек.

- Латинский я прямо как русский.

- Так чего же? Ну, значит, письменный ответ сегодня? Да? Письменный? Я угадал, конечно. По арифметике? Да? Я помню, я тоже так из-за арифметики сидел... все пять часов на морозе... в будочке в одной. До сих пор помню. Нет, в самом деле. В сто раз хуже, чем в классе. Верно?

Коля молчал и глядел в лужицу перед собой.

- Слушай, Коля, - Башкин просящим голосом заговорил, - слушай, тут же тоска, тут же вешаться только можно в такую погоду, предать праведника и повесить вот на этом мокром суку. Пойдем, знаешь, сейчас ко мне, и я тебе по арифметике все объясню. И потом будешь ко мне приходить. Я ведь знаю, папа платить не может теперь, ну, ты будешь говорить, что ко мне в гости. Я сам зайду и попрошу, чтоб тебя пускали ко мне в гости. Почему же? Как товарищи.

Коля глядел теперь на Башкина, вглядывался, но все молчал.

- Ну почему же?.. Если я очень прошу. А ты нацепи сейчас герб. В кармане, небось? - Башкин запустил руку в Колин карман и вытащил оттуда Колину руку с зажатым гербом.

- Давай, сейчас все устроим! - говорил весело Башкин. - Эх, что там! Раз и два, - он снял с Коли фуражку и очень ловко нашпилил на место герб. - Ты со мной не бойся, со мной никто не посмеет. Скажу - воспитатель, и сам я не пустил тебя. Вот и все. Где ранец? Давай его сюда! Смело, чего там! Ранец давай мне. На углу купим газету, завернем ранец и айда ко мне, чай будем пить. А потом домой пойдем к тебе вместе, я скажу, что встретил и затащил к себе. Пусть меня ругают. Идем!

Башкин схватил ранец, дернул Колю за руку и, перегнувшись вперед, зашагал саженным раскидистым шагом. Коля чуть не бежал рядом.

- Пошли ходом! - кричал Башкин. - Побежали! - и он зашлепал громадными калошами по лужам аллеи, волок за руку Колю.

- Я тебя так выучу, - говорил Башкин на улице, - что ты, брат, знаешь! Первым учеником будешь. Не то что казну, а козликом, прямо козликом будешь в гимназию бегать. Прямо, чтоб время провести. Как в гости. Честное тебе слово даю! Хочешь?

- Хочу, - сказал Коля. - Только зачем вам...

- А брось! Зачем, зачем! Что, я не могу тебя любить? А? - и Башкин шире замахал ногами. - Что, я не имею права любить?